Между тем Пётр, не получая ответа от Нечаева, послал снова требование выдать Шакловитого со всеми сообщниками и приказывал служилым иноземцам прибыть к нему к Троице. Генерал Гордон, начальник иноземцев, по поводу этого царского приказания обратился к заведывавшему иноземным приказом, князю Василью Васильевичу Голицыну. «Я доложу об этом старшему царю», – сказал Голицын Гордону. Но Гордон не счёл нужным ждать доклада, – он понимал, что Голицын только тянет время, выжидая, не обратятся ли обстоятельства к пользе Софьи.
По приезде ж помянутой князь Прозоровской к Москве, учиня рапорт царю Иоанну Алексеевичу, которой был в его, Прозоровского, руках и воле, начал и он, Прозоровской, стараться, дабы Щегловитова царевна София выдала, и сама ж также ретировалась в монастырь.
26 августа [1689] вечером она опять ходила молиться в Новодевичий монастырь, оставалась там всю ночь и воротилась в Москву за час до света. Все эти благочестивыя ночныя бдения совершались однакож с тою целью, чтобы свободнее вести переговоры с стрельцами, ибо стрельцы всегда непременно сопровождали царскую особу, особенно в ночных выходах.
С Софьей обещано поступить «нечестно»
Возвращаясь к начатому, скажу, что две тётки и сестра царевны направились в Троицу, чтобы примирить своего племянника с племянницей. Когда они прибыли в место, служившее царю убежищем, то просили его не верить слухам, что напугали его [напрасно]. Они уверяли его, что он не разобрался в этом деле, что злонамеренно захотели поссорить брата с сестрой, и что можно безопасно вернуться в Москву. Пётр дал понять этим дамам, что его страх не был напрасным, что действительно хотели убить его мать, жену, дядьев и его самого, и назвал столько обстоятельств покушения, что его тётки не смогли опровергнуть сам факт. Тогда эти царевны принялись плакать, уверяя, что они вовсе не были причастны к этому ужасному заговору, и решили не возвращаться более в Москву, а остаться жить или умереть с ним.
Софья вынуждена была сделать новую попытку примирения – отправить к брату патриарха. Может быть, с ним же, если не раньше, поехала и царевна Татьяна Михайловна. Приехав в Троицкий монастырь, патриарх остался там совсем, чем нанёс Софье новую тяжёлую рану. Попытки сманить стрельцов Сухарева полка остались тоже безплодными. С каждым днём почва из под ног царевны ускользала всё более и более.
Между тем, как Цари указали исключить, из своего титула, имя Царевны правительницы, София слёзно просила патриарха: ходатайствовать за неё у юных Царей; но просьба ея была отвергнута. – Правительницу обвинили: 1.) что она домогалась престола, и для того посылала к вселенским патртархам, просить у них грамат на право носить корону, и поминать её в церквах вместе с братьями, о чём Голицын имел переговоры с архимандритом из афонския горы, Исайею; 2.) посягала на жизнь юнаго Петра, Царицу Наталию и всего царскаго рода.
Ещё забыл упомянуть, что царевна Татьяна Михайловна, тётка царя Петра Алексеевича, также в Троицкой монастырь пришла и была во всю ту бытность. И так, по приезде патриарха Иоакима и бояр и всех знатных уже двор царя Петра Алексеевича пришёл в силу, и тем начало отнято правлению царевны Софии, и осталось в руках царя Петра Алексеевича и матери его, царицы Натальи Кирилловны.
Софья, видя, что борьба с Петром неравна, устроить с ним мировую через других не удаётся, сама поехала к Петру…
Но могучая энерия этой замечательной женщины была уже надломлена. Много и часто молилась она в эти недели, полныя тревоги; но на этот раз царевна чувствовала особую потребность в поддержке свыше. Что-то ждёт её там, среди озлобленных врагов?.. За два часа до вечера она отслужила напутственный молебен в Успенском соборе, обошла другия кремлёвски святыни: собор Архангельский, Вознееснский и Чудов монастыри; побывала на Троицком подворье и в церкви Вознесенья, что на Никитской. Отсюда, с чудотворной иконой Казанской Божией Матери, она зашла ещё вознести свою последнюю молитву в Казанский собор и только тогда двинулась в путь.