Кушал его величество очень мало и жаловал, чтоб было горячее, и кухня была во дворце об стену его столовой, и в стене было окошко, из которого подавали кушанье, а церемониальных столов во дворце не было. И после обеда отъезжал на яхту, поставленную у дворца на Неве почивать, и караул стоял около яхты, чтоб никто не ездил; а после почиванья для прогуливания ездил на Петербургский остров, ходил на Гостином дворе, торговал товары, но не приминёт и кренделей купить и квасу выпить, всё смотрел, чтоб порядочно было.
Кухмистер ещё до его приезда положил к его прибору также несколько маленьких чёрных хлебов, потом деревянную ложку, нож и вилку, которыми его величество обыкновенно кушает… Между тем он держался покамест холодного и кушал с тарелок, приготовленных для него собственными его людьми, т.е. бывшими тут же кухмистером и двумя русскими поварами, которые готовили ему кушанья, обыкновенно подаваемые за его обедом, как, напр., какие-нибудь овощи, нарезанную мелкими кусочками жареную говядину с солёными огурцами, жареные утиные ножки, которые он всегда окунает в кислый соус, приправленный луком, молодую редиску и т.п. Впрочем, его величеству очень нравились и некоторые кушанья, изготовленные нашими поварами, в особенности же те, при которых много соусу и в которых нет сахару, потому что сахар в кушанье он никогда не терпит.
Государь не любил никакой пышности, великолепия и многих прислужников. Публичныя столы отправлял у князя Менщикова, куда званы были и чужестранные министры. У себя же за столом обыкновенным не приказано было служить придворным лакеям. Кушанье было его щи кислые, студени, каша, жареное [мясо] с огурцами или лимонами солёными, солонина, ветчина да отменно жаловал лимбурской сыр, которое подавал мундкох ево Фелтен. Водку пивал анисовую, обыкновенное пить – квас, во время обеда употреблял вино «Ермитаж», а иногда и венгерское, рыбы не кушивал никогда. За стулом стоял всегда один из дневальных денщиков. О лакеях же говаривал: «Не должно иметь рабов свидетелями того, когда хозяин ест и веселится с друзьями. Они перескащики вестей, болтают то, чего и не бывало».
По принятии в службу придворную одного великана, родом француза, зделал Государь его своим гайдуком, которой при столе служил, не разумея рускаго языка. Сей есть самый тот, который по смерти отдан в Кунсткамеру и котораго поныне видеть можно.
Ему трудно было долго усидеть на месте: на продолжительных пирах он часто вскакивал со стула и выбегал в другую комнату, чтобы размяться. Эта подвижность делала его в молодых летах большим охотником до танцев. Он был обычным и весёлым гостем на домашних праздниках вельмож, купцов, мастеров, много и недурно танцевал, хотя не проходил методически курса танцевального искусства, а перенимал его «с одной практики» на вечерах у Лефорта.
Сначала на государе был кафтан на собольем меху, но когда ему стало в нём жарко, он приказал подать себе другой, встал и тут же при всех надел его, при чём я заметил, что рукава и спинка снятого им кафтана были не на собольем, а на простом меху. Башмаки на его величестве были из оленьей шкуры, шерстью вверх как на самой ноге, так и на подошвах. У фаворита государева, Василия, были точно такие же сапоги. Говорят, такая обувь очень тепла; но вид её как-то странен.
Привычка обходиться за столом без ножа и вилки поразила и немецких принцесс за ужином в Коппенбурге во время его пребывания в Германии. Пётр вообще не отличался тонкостью в обращении, не имел деликатных манер. На заведённых им в Петербурге зимних ассамблеях, среди столичного бомонда, поочерёдно съезжавшегося у того или другого сановника, царь запросто садился играть в шахматы с простыми матросами, вместе с ними пил пиво и из длинной голландской трубки тянул их махорку, не обращая внимания на танцевавших в этой или соседней зале дам.