Пётр Великий в жизни. Том второй

– Ваше величество, помилуйте: жена, дети!

– А! Помилуйте – жена, дети – то-то! Ну, слушай: ступай домой, а в следующее воскресенье приди и отгадай мне три загадки: сколько верст от земли до неба? Чего я стою? Что думаю? Марш! Не отгадаешь, помилования не будет, отгадаешь – прощу!

В воскресенье поп Семён явился во дворец. Прежде надо сказать, что священник обращался ко всем знакомым, чтобы разгадали загадки, но никто не отгадал. Наконец, поп обратился к своему брату, дьякону Каллистрату. Тот подумал немного и сказал:

– Послушай, брат, когда тебе идти к царю?

– В воскресенье, сегодня.

– В какой рясе ты был у царя?

– В новой голубой, атласной.

– Давай её!

Поп достал, дьякон надел её.

– Что ты делаешь?

– Иду к царю вместо тебя. Ты знаешь, что мы похожи друг на друга. Он примет меня за тебя.

И дьякон отправился. Является к царю, который, по случаю праздничного дня, был окружён всеми придворными.

– А! – сказал Пётр. – Отгадал?

– Точно так, ваше величество.

– Ну, сколько верст от земли до неба?

– Двести сорок миллионов вёрст.

– Врёшь!

– Никак нет, велите проверить.

– Ну, хорошо, велю. А чего я стою?

– Двадцать девять серебряников.

– Так мало?

– Больше не стоите, ваше величество. Спаситель, Царь небесный, был продан за тридцать серебряников, а вы, царь земной, одним серебряником меньше.

– Верно, – сказал Пётр смеясь. – А что я думаю, того не отгадаешь.

– Нет, отгадаю. Вы думаете, что я поп Семён, а я дьякон Каллистрат, его родной брат.

– Ну, молодец Каллистратушка! Напишите владыке, что я прошу его сейчас же посвятить Каллистрата во священники и назначить в дворцовую церковь.

Исторические анекдоты из жизни государей, государственных и общественных деятелей прошлого и настоящего. Составлено под редакцией М. Шевлякова. СПб., 1897. С. 9-12

Флотского лейтенанта Мишукова Пётр очень любил и ценил за знание морского дела и ему первому из русских доверил целый фрегат. Раз – это было ещё до дела царевича Алексея – на пиру в Кронштадте, сидя за столом возле государя, Мишуков, уже порядочно выпивший, задумался и вдруг заплакал. Удивлённый государь с участием спросил, что с ним. Мишуков откровенно и во всеуслышание объяснил причину своих слёз: место, где сидят они, новая столица, около него построенная, балтийский флот, множество русских моряков, наконец, сам он, лейтенант Мишуков, командир фрегата, чувствующий, глубоко чувствующий на себе милости государя, – все это – создание его, государевых рук; как вспомнил он всё это да подумал, что здоровье его, государя, всё слабеет, так и не мог удержаться от слёз. «На кого ты нас покинешь?» – добавил он. – «Как на кого?» – возразил Пётр, – «у меня есть наследник-царевич». – «Ох, да ведь он глуп, всё расстроит». Петру понравилась звучавшая горькой правдой откровенность моряка; но грубоватость выражения и неуместность неосторожного признания подлежали взысканию. «Дурак! – заметил ему Петр с усмешкой, треснув его по голове, – этого при всех не говорят».

Ключевский В.О. Сочинения в девяти томах. Т. IV. С. 32

Пётр никогда не показывал своего величия, что можно видеть из всей его жизни. Наружное великолепие почитал он себе за тягость и суетность, без которой легко обойтиться можно. По своему образу жизни и обычаю, и при самых знатнейших дворах, издержки для наружной пышности, считал он злом и обыкновенно говаривал: «Всякому государству такие излишние издержки надлежит употреблять на пользу подданных». Правило это он ни от кого не скрывал, даже от иностранных дворов, во время своего путешествия. У короля Виллиама его спросили: как ему показался Лондон? Он при всех отвечал, что в нём весьма многое ему нравится, особливо же тем, что нет наружного великолепия, и что, богатые люди ходят там просто и опрятно.

Напротив того, Фридрих I, король Пруссии, был великий церемониймейстер; внук его, Фридерик II, пишет, что он о смерти супруги своей менее печалился, нежели радовался, потому что чрез это получил случай удовольствовать свою склонность к великолепию и церемониям, приготовлением пышных похорон. Когда он узнал, что император Пётр предпринимает путешествие в Голландию и Францию, то приказал пребывающему в Петербурге своему министру торжественно просить направить дорогу чрез Берлин и удостоить короля своим посещением.