Пиппа ищет неприятностей

Филька в очередной раз показал свою полезность. В этот раз своей реакцией. И меткостью. Правда, в разбойника он попал рукояткой. Но повезло. Видимо, поймал бандита врасплох, или тот стоял неудачно. Для него. Для нас-то удачно.

На этом хорошие новости заканчивались.

Из плохого: грабители должны были отступить сразу, как почувствовали, что преимущество на нашей стороне. Но они не отступили. Значит что? Или они слабоумные поголовно, или чего-то боялись сильнее, чем наших мечей. Явно, не своих подбитых главарей. Следовательно, это были не случайные душегубы. Кто-то их нанял. Они разыграли отвлекающий манёвр с оскорблением Грозы, надеясь, что мы поостережемся в чужом доме и не будем биться в полную силу, чтобы тем временем обворовать повозку. Но благодаря юркому Фильке задумка не удалась.

Тогда они набрали добровольцев из местных, жаждущих отомстить магу за цхерков, и напали в лесу. Быстро как сработали! Мы же встали спозаранок. Похоже, очень хотели успеть. Видимо, деньги им уплатили вперед, и возвращать уже нечего. А это значит, что они предпримут ещё одну попытку. Так что до следующего села хоть и далековато ехать, но нужно успеть. Я уже не говорю про нечисть, которая гонится за нами по пятам. Хорошо, что они днём не нападают.

Но было и второе – или уже третье, считая нечисть, хотя это не новость, – неприятное открытие.

– Ровняла, а откуда тебя знает главарь? – спросил я.

– А, было время, вместе с ним на одного торговца работали, караваны с товаром охраняли. Но возраст уже не тот. И молодежь в затылок дышит. Наниматели кого порезвей хотят.

– А что не осел где-нибудь?

– Да не оседлый я по характеру. А ты, Скалёныш, где так ножи кидать научился?

– Так сироту-то всяк обидеть норовит, – посмеиваясь, ответил за него Пёс.

– Вот даже вы, дяденька Пёс, у меня ответы воруете. Что только подтверждает, что…

– «Сироту всяк обидеть норовит», – закончили мы втроем с Псом и Ровнялой.

– Скалонышу ышо научыца лезвиём впирод нож бросать, – подначил Клык.

Мы хохотнули.

– Над кем бы вы смеялись, если бы меня не было, – с обиженной физиономией заявил Филька.

Но его оскорбленный вид был подпорчен появлением из-за пазухи усатого носа шорька. Его обычно повисшие уши торчали лопухами над хитрой острой мордочкой. Убедившись, что опасность миновала, он по-деловому выбрался целиком, шмыгнул к плечу Ровнялы и жалобно заголосил: «Иэээх. Иэээх».

– Вот даже зверь понимает, что есть давно пора, – прокомментировал заунывные стоны Филька. – А вы всё о гадких разбойниках.

– Скалёныш, нельзя сейчас останавливаться, – ответил я. – Далеко нам. Придется коней загонять, чтобы заночевать под крышей, а не в лесу.

– Руки-то у вас свободные. Давайте, я нарежу, вы на ходу поедите.

Вот так и обнаруживается польза в отряде от бесполезного, на первый взгляд, человека. Пироги зашли на ура под воду из фляг. Когда солнце поднялось в зенит и стало совсем жарко, мы всё же сделали остановку у ручья. Лошадям нужен был отдых. Нам тоже… освежиться и облегчиться.

Пончик рванул в лес первым и притащил валежину с Пипку ростом. Он и Гроза остались разводить костёр в тени большого дерева на опушке. Шорёк поддерживал их сверху цоканьем. Остальные потянулись вглубь чащи. Не свиньи же мы – возле костра гадить. Чтобы Филька опять не потерялся, я потащил его с собой. Отойдя на достаточное расстояние от стоянки, стал распускать вязки на штанах.

– Ой! – пискнул парень.

– Что такое?

– Ой, что-то у меня живот прихватило! – бочком двинулся он в кусты.

– А. Ну ты там пошустрее.

– Тут уж как выйдет, дяденька Дикий. Ой! – он схватился за живот.

– Выйдет, выйдет. Всё выйдет! Но ты, пожалуй, не засиживайся.

Действительно, над кем бы мы смеялись, если бы не Филька?

В прохладной тени у ручья было очень хорошо, и есть практически не хотелось, поэтому мы перекусили утренними запасами, запив травяным чаем. По моим прикидкам, мы должны были преодолеть почти половину пути. Ехать предстояло еще долго, и всё же я позволил людям немного поваляться на траве и отдохнуть. Пипка попытался сбежать в лес, но я представил, сколько мы его будем вылавливать, и заставил клятвенно пообещать, что только до кустов и обратно. Тот погрустнел, но пообещал. За этим пострелёнышем нужен глаз да глаз.

Вернулся он с охапкой листиков, каких-то цветов, и сразу развил бурную деятельность, вынув из сумки несколько пузырьков, потемневшую от времени ступку со сколом на краю и пестик. Мы тронулись, а Филька сосредоточенно растирал в ступке свои находки, разбавляя понемногу водой, и с помощью ножа перекладывал получившуюся кашицу в пузырьки. А затем достал из своего необъятного мешка потертую кисточку и, прикусив губу от усердия, стал раскрашивать деревянную фигурку птички. Краски-морилки не отличались разнообразием: желтая, коричневая, сине-черная, бордово-коричневая. Но, используя их, мальчишка создавал потрясающие узоры. Маленькая плоская птичка стала яркой и нарядной.

– Продашь? – попросил я.

– Подарю! – улыбнулся ясным солнышком Филька.