Читаем Пир Джона Сатурналла полностью

Джон ползком пробирался глубже, мысленно представляя, как мушкетные пули влетают в колючие заросли и вонзаются в него, как в Финеаса или Генри Пейлвика. Но сквозь страх пробивалась мрачная веселость. Он снова в ежевичнике, только на сей раз вместе с женихом Лукреции. Кривясь и шипя от боли, извиваясь всем телом, Пирс полз позади, и вскоре они затаились в самой гуще кустов. Солнечный свет пронизывал толщу ветвей и листьев тонкими золотыми иглами и ярко разливался по сочной траве снаружи. Потом вдруг на траву упала тень. Джон быстро зажал Пирсу рот ладонью. Сквозь густую листву они разглядели силуэт мушкетера. Солдат остановился, ружье у него в руках медленно покачивалось. К нему подошел другой мушкетер, и они двинулись вокруг ежевичника.

— Сейчас нас убьют, — прошептал Пирс.

— Тише! — цыкнул на него Джон.

Мужчины обошли заросли три или четыре раза по меньшей мере. Их темные силуэты появлялись и исчезали. И через несколько долгих минут вновь появлялись. Но ружья свои, вопреки опасениям Джона, они так и не разрядили и в конце концов прекратили беззвучную охоту.

— Это из-за нее, да? — После долгой тишины голос Пирса прозвучал так неожиданно, что Джон вздрогнул. Взгляд юноши пылал негодованием. — Ты затащил меня сюда из-за нее, а не из-за своих поварят. Ты обхаживал Лукрецию и хочешь избавиться от соперника…

— Я для нее стряпал, — перебил Джон. — Вот и все.

Но теперь он задался вопросом: а не прав ли Пирс? Что, если бы мушкетная пуля разнесла молодому Кэллоку голову, как Генри Пейлвику?

— Ты стряпал, я обхаживал, — задумчиво проговорил Пирс. — А теперь мы оба здесь…

— Подумайте о том, что приобретут Кэллоки, — сухо посоветовал Джон. — Усадьба Бакленд, все земли долины. Все ренты и права собственности…

— Лучше подумать о том, что мы потеряли! — ожесточенным тоном прервал его Пирс. — Когда-то мы все были Кэллоками. Ты знал это? До того, как половина нашего рода назвалась Фримантлами, на норманнский манер. Вся долина принадлежала Кэллокам. С тех пор мы пытаемся вернуть наши владения. — Пирс передвинул ногу и осторожно потрогал ягодицу. — Знаешь, кто меня ранил?

Джон пожал плечами, думая о Филипе и остальных, оставшихся во рву на поле. Издалека непрерывно доносились приглушенные хлопки выстрелов, но нигде поблизости так ни одного и не прозвучало.

— Мой отец, — объявил Пирс. — Я спасовал и развернул лошадь, а он попытался удержать меня. Он всегда говорил, что на деле я окажусь трусом.

Джон вспомнил всадника, боровшегося с сэром Гектором на поле боя.

— Но вы же взяли в плен семерых драгун, — озадаченно сказал он. — И возглавили атаку.

— Они сами сдались. И никакую атаку я не возглавлял. Я был пьян, и моя лошадь понесла. Монтегю по глупости своей не заметил. Но отец, как всегда, раструбит про мою несостоятельность…

— Не раструбит.

— Ты его плохо знаешь, — пробормотал Пирс.

— Я знаю, что он убит.

— Убит? — недоверчиво повторил юноша. — Правда? Ты уверен?

Джон кивнул, и лицо Пирса расплылось в улыбке.

— У него в жизни была одна цель: вернуть Кэллокам долину. И милость короля. — Молодой человек посмотрел сквозь ветки вдаль, словно мог видеть поле битвы. — Теперь она гроша ломаного не стоит, милость королевская.

— Король соберет войска. Он не сложит оружие.

Пирс презрительно фыркнул:

— Его дело проиграно.

Лежа в ежевичнике, они ждали наступления темноты. Несколько раз мимо проходили группы вражеских солдат. Издалека по-прежнему доносилась мушкетная стрельба. Джон допил остатки воды из фляги и снова подумал о Финеасе, Филипе и Пандаре, оставшихся там, во рву. А что с остальными? Когда он в последний раз видел Адама Локьера, тот улепетывал с поля сражения. То же самое с Беном Мартином. И Питером Перзом, и Колином, и Льюком… Джон мысленно перебрал всех работников баклендской кухни, гадая, живы они или нет. Рядом с ним ворочался и стонал Пирс. Потом, когда свет дня начал меркнуть, Джон услышал тихое пофыркивание.

— Лошадь! — прошипел Пирс. — Смотри!

Они различали силуэт животного, под седлом, но без всадника, с опущенной к траве головой.

— Только без резких движений, — предупредил Джон, когда Пирс стал выползать из кустов. — Не спугните.

— Сам знаю, — прошептал Пирс. — Без него нам отсюда не выбраться, поваренок.

Лошадь оказалась гнедым мерином, достаточно крупным для двоих седоков. Он безмятежно посмотрел на юношей, вылезших из ежевичника.

— Даже не запыхался, — сказал Пирс. — На этом седле целый отряд поместится.

Животное опять опустило голову, поводья волочились за ним по траве. Сам в руки дается, подумал Джон. Но когда он приблизился, конь немного отбежал от него и остановился.

— На вот. — Пирс протянул Джону палку. — Подцепи поводья…

Мерин снова отпрянул в сторону. Джон с тревогой оглянулся на ворота — за ними простиралось поле, вплоть до рощицы и двух живых изгородей. Филипа и остальных нигде не было видно. Когда конь наклонил голову, Джон стремительно выбросил вперед палку и мгновение спустя держал в руках поводья.

— Осторожнее, — предостерег Пирс. — Помоги мне взобраться.

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза