Читаем Пир Джона Сатурналла полностью

Внизу сержанты быстро шагали через лагерь. В амбаре Филип, Адам, Финеас и остальные разбирали вертельное устройство. Баклендская кухня опять снималась с места.


Они двигались с обозом в самом хвосте колонны, увязая в грязи, взбитой солдатскими башмаками, лошадиными копытами и тележными колесами. Проходили по пустынным проселкам, зажатым между живыми изгородями, мимо заливных лугов и пастбищ, по широким каменистым тропам, которые поднимались по склонам холмов и спускались в долины с крутыми скатами. Они отскакивали в сторону, когда мимо с громовым топотом пролетали эскадроны драгун или кирасир. На каждой стоянке Джон, Филип и остальные разгружали котлы, сковороды, вертела, посуду, ковши, таганы и жарочные решетки. Снимаясь с места, они не оставляли за собой ничего, кроме черного кострища — очередного зольного следа в длинной цепочке следов, тянувшейся за баклендской кухней.

Разговоры про стычки и бои с противником витали в воздухе, точно дым от походных костров. Но крупные сражения и атаки, которыми упивались Пирс и его товарищи, всегда уже заканчивались ко времени, когда кухонные работники разгружали свой бряцающий фургон. Сжимая в руках пики, Джон и Филип вместе с возчиками и ковочными кузнецами муштровались под надзором скучающих сержантов.

— Да не бойтесь вы, — успокаивал Пандар, бросая на землю свою пику. — Они скорее вооружат шлюх, чем поставят в строй нас.

Вместо грохота пушек в ушах баклендских поваров стоял звон котлов и сковород. Вместо того чтобы устанавливать сошки для мушкетов, Джон и остальные собирали вертельное устройство. Их «двенадцатью апостолами» были не бандольеры аркебузиров, а столовый набор сэра Уильяма, хранившийся в ящичке под замком. Где бы войско ни располагалось лагерем, там тотчас начинала работу баклендская кухня. К югу от Харборо медленно ползущая масса людей и животных остановилась между двумя деревнями.

— Вон та называется Салби, — указал пальцем Генри Пейлвик.

— А другая? — спросил Филип.

— Нейзби.

Джон и Филип, изнуренные ранней летней жарой, спали под звездами. Войско идет в Оксфорд на подмогу королю, говорили одни. Нет, на Лондон, считали другие. Нет, они будут стоять здесь лагерем, пока враги короля не откажутся от своих планов и не вернутся домой, утверждали третьи. Джон лежал на траве, глядя на крохотные мерцающие огоньки в поднебесье.

Сковелл, где бы он ни находился сейчас, видит эти же самые звезды, думал Джон. И Элмери тоже. Друг, оказавшийся лжецом и вором. Теперь Джон жалел, что не схватил Сковелла за рукав и не потребовал ответов на свои вопросы. Но ведь я тогда думал только о брачном пире, вспомнил он. И о Лукреции.

Это было временное помешательство, говорил себе Джон. Вообразить, будто дочь сэра Уильяма может избрать себе в женихи простого повара!.. Но даже когда он бранил себя за глупость, перед глазами у него стояла Лукреция, в шелковом серебристо-голубом платье или в зеленом с ярко-красной отделкой. Он вспоминал тихий треск ткани, зацепившейся за колючую ветку в Розовом саду. Ее раздраженное «Вот черт!» и голую белую щиколотку, мелькнувшую из-под юбки. Или мысленно переносился в спальню Лукреции, где снова склонялся над ней и случайно прикасался к ее руке…

— Подъем! Всем подъем!

Грубый крик вторгся в сонные грезы Джона. Над лугом разносился зычный голос Генри Пейлвика. Джон застонал, перекатился на бок и открыл глаза. Филип рядом с ним сделал то же самое.

— Что там стряслось?

— Пошевеливайтесь, вы двое! — проорал Генри. — Передовой отряд Ферфакса уже меньше чем в десяти милях отсюда! Наши лазутчики видели, как он выходит из Харборо. Подъем!

— Опять тревога, — пробормотал Джим Джингелл.

Адам Локьер и Финеас Кампен зевали и потягивались. Колин и Льюк недовольно ворчали. Повсюду вокруг Джона баклендские повара поднимались на ноги и натягивали куртки.

В лунном свете по плоской вершине холма беспорядочно бегали люди, разыскивая свои боевые знамена. Когда сержанты громко призвали солдат к порядку, Филип заметил поодаль потрепанный стяг с изображением факела и топора. Сэр Уильям ехал рядом со своим знаменосцем, мастером Джослином. Перед ними гарцевал взад-вперед Пирс Кэллок, тряся кобурами с кремневыми пистолетами, звеня саблей, поблескивая кирасой. С горящим факелом в руке.

— Наш девиз «За веру и королеву Марию!», — воодушевлял Пирс полусонных мужчин. Пики и мушкеты взметнулись вверх. — Все способные держать оружие идут в бой! За веру и королеву Марию!

Боевой клич подхватил жидкий хор голосов. Пирс прокричал слова еще раз, и ответный хор прирос новыми голосами. Молодой человек упорствовал, повторяя девиз снова и снова. Джон услышал, как его подхватывают кухонные работники, потом другие солдаты. Скоро над холмом раскатисто гремело:

— За веру и королеву Марию! За веру и королеву Марию!

Пирс, возбужденный успехом, размахивал факелом. Воинственный клич летел со всех сторон, набирая мощь. Сержанты протрубили в рога и проорали команды. Солдаты начали медленно строиться в шеренги и колонны. Бряцая оружием, армия короля разбиралась в боевой порядок.


Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза