Читаем Пир Джона Сатурналла полностью

— Да уж, — пробормотал Джон, прилипший глазом к щели.

Но следующая ночь застала друзей в том самом амбаре с той самой женщиной, которая обдавала их луковым духом, когда они по очереди с ней сношались. У Джона от волнения и робости никак не получалось, пока она не взяла его неуверенные руки и не прихлопнула крепко к своим ягодицам. Потом на него нахлынуло неистовое наслаждение, и под конец женщина тоже дышала бурно и колотила его пятками по ляжкам, подгоняя.

— Ну как, ваши колбаски хорошо пропеклись? — спросила она потом, вгрызаясь острыми зубами в куриную ножку из принесенной ими корзинки. — Жара моей печурки хватило на вас обоих?

Филип с Джоном смущенно переглянулись и глуповато ухмыльнулись.

Первая зима была хуже любого сражения. Мистер Андерли сильно простыл, и Джон готовил для него отвары из таволги и бузины. Но простуда переросла в лихорадку и унесла жизнь старшего повара. Его похоронили на склоне холма. На следующий день войско двинулось дальше.

Сколько стоянок они сменили с зимы, уже и не упомнишь, размышлял Джон сейчас, наблюдая, как Филип волочит дымящие ореховые ветки вниз по склону и оставляет чадить и шипеть в мокрой траве. С одной стороны от лагеря пасся огромный табун лошадей. С другой — муштровался отряд пехотинцев под командованием сержанта. Из полуразрушенного амбара вышел Финеас с накрытым крышкой подносом.

— Обед для лорда Бакленда и его достопочтенного штаба, — объявил Финеас. — Свежепойманный кролик. Кто отнесет вниз?

— Твоя очередь. — Филип поправил Джону воротник, стряхнул грязь с куртки. — Скажи мастеру Пейлвику, что у нас топлива осталось на два дня, а провизии на три. И никто не принимает наши расписки.

Джон потопал вниз по склону, от запаха жареного мяса у него урчало в желудке. В лагере говорили, что сэр Уильям питается лучше всех, за исключением его величества. Но сейчас король находился в Оксфорде, а не здесь. Смрад отхожих мест усилился, когда Джон приблизился к расположению драгун, примкнувших к войску вместе с принцем Морицем, пропетлял между палатками и шалашами, сооруженными из подручных материалов, и вошел в лагерь сэра Уильяма. Здесь его встретил знакомый говор Баклендской долины.

— Чур это мое, мастер Сатурналл!

— Что ты нам принес, Джон? Опять ежа?

— Я все еще дожевываю иголки с прошлого раза…

Джон прошел через расположение крестьянского ополчения. Мужчины валялись на траве, подстелив куски парусины, дерюги или свои куртки из буйволовой кожи. Шлемы и кирасы были свалены в кучи, пики воткнуты острием в землю. Но сержанты ополченцам не докучали.

— Разумеется, они не отступают перед врагом, — доверительно сказал Джону все тот же драгун. — Просто большинство из них так пьяны, что шагу ступить не могут.

Работники баклендской кухни держались в тылу с вещевым обозом и сражений не видели. Ближе всего к противнику Джон оказался, когда они двигались по плоской Элминстерской равнине и разглядели на западном горизонте длинную темную полосу. По колонне передали, что это парламентская армия. Командует ею Ферфакс, а Уоллер и Кромвель — генералы. Ну вот, еще имена, подумал Джон. Он долго глядел на мелко дрожащую темную полосу вдали, изредка отсверкивающую на солнце металлом кирас, и задавался вопросом: а не шагает ли где-нибудь там такой же повар, который сейчас смотрит на него?

Ворота фермы поднялись, и два пикинера в шлемах и латах расступились, пропуская Джона. Во дворе несколько молодых людей окружали своего товарища, щеголявшего двумя пистолетами в поясных кобурах, тяжелым карабином и саблей. Пирс Кэллок, в отполированной до блеска кирасе, стоял в картинной позе, принятой для пущего эффекта.

— Я ворвался в их ряды на полном галопе и клянусь, если передо мной был не предатель Уоллер, значит его родной брат. Я выхватываю пистолет, но чертов кремень дает осечку. Я выхватываю второй, но в нем чертов порох отсырел. Карабин я уже разрядил на скаку, так что у меня остается только это.

Молодые люди с раскрытым ртом смотрели на Пирса, стиснувшего рукоять сабли. Он захватил семерых драгунов с лошадьми, слышал Джон, и удостоился упоминания в депеше королю. Он прослыл отчаянным храбрецом, первым бросившись в атаку. Джон быстро зашагал через двор и уже подходил к двери, когда Пирс его заметил:

— Ага! Поваренок! А где Пандар?

— В расположении кухни, лорд Пирс, — ответил Джон и торопливо вошел в дом.

Стоявшие у очага офицеры обернулись, но при виде повара опять повернулись спиной к двери. Из задней комнаты доносился голос Гектора Кэллока:

— Ваше высочество, я предлагаю по центру пустить пехоту под прикрытием пикинеров, вот так. Ваши телохранители идут в наступление с левого фланга. А сразу следом на ними наша конница атакует в караколе.

Дюжина мужчин стояла вокруг стола, на котором были выстроены рядами и шеренгами деревянные фишки. Сэр Гектор повел рукой над столом, указывая на караколь, потом передвинул несколько желтых фишек. По другую сторону от поля битвы сидел краснолицый старик с густыми седыми усами.

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза