Читаем Пир Джона Сатурналла полностью

Солнце поднялось над маленькой рощицей и озарило широкое поле рядом с деревней Нейзби. Построенная шеренгами и колоннами, армия короля замерла в ожидании. Сверкали шлемы и острия копий, блестели мушкеты и кирасы. Но по другую сторону лощины лежала тень. Темный строй солдат, протянувшийся вдоль противоположного гребня, уплотнялся с каждой минутой. Джон, Адам и Филип молча наблюдали, как умножаются ряды противника. Генри Пейлвик, стоявший с пикой ближе к концу шеренги, мрачно хмурился. Рядом с ним стояли Фелпс и Бен Мартин.

Работники баклендской кухни замыкали боевой порядок. Перед ними теснились ряды пехотинцев, ощетинившиеся блестящими копьями. Позади них находились обозные повозки.

— Джон, — начал Филип, — я…

Но тут Джона ткнул локтем Адам, стоявший с другой стороны:

— Глянь, Джон. Твой старый друг.

По первым рядам покатился приветственный гул. Вдоль строя шел шагом отряд кирасир в полных доспехах, возглавляемый всадником в черной кирасе на могучем белом жеребце. Когда всадник на минуту остановился и снял шлем, над рядами взмыл восторженный клич. Король медленно поехал дальше, сопровождаемый своими гвардейцами.

Филип снова заговорил:

— Джон, это был я.

— А?

— Это я сделал.

— Что сделал?

— Я сказал Паунси, что ты таскаешь ей еду. Сказал, что ты послал меня к нему…

Джон вспомнил заговорщицкий взгляд стюарда, брошенный на него при встрече на кухонной лестнице, и недоверчиво уставился на Филипа:

— Но зачем?

— Сам знаешь зачем. Если бы тебя поймали…

— Нас и впрямь чуть не поймали! — резко перебил Джон, вспомнив неожиданное появление мистера Паунси на следующий день.

Еще секунда — и он прижался бы губами к губам Лукреции. А там — кто знает, какие наслаждения они могли бы познать. Вместо этого ему пришлось удовольствоваться запышливой, суетливой возней в амбаре…

— Однажды ты сказал, что ты не такой, как я, — процедил Джон. — Видит бог, ты был прав.

— Да ты благодарить меня должен!

— Благодарить? Врезать бы тебе хорошенько.

— Эй, вы чего там грызетесь? — спросил Льюк Хобхаус, стоявший дальше в строю.

— Вперед смотрите, — добавил Колин.

Джон отвел гневный взгляд от Филипа. Ряды пехотинцев перед ними ощетинились частоколом вскинутых копий. С другой стороны долины донеслись звуки фанфар. От вражеского войска отделилась первая шеренга конницы и пошла в наступление. Гнев Джона мигом испарился.

— Ужин в Бакленде, — пробормотал Филип.

— Ужин в Бакленде, — эхом повторил Джон.

Поначалу всадники двигались неторопливо, словно на параде. Джону показалось, что те спускаются с холма целую вечность. Но на дне лощины они набрали скорость и стали подниматься к ним по отлогому склону легким галопом. А потом взяли в карьер, и земля загремела под тяжелыми копытами. Закованные в латы лошади надвигались сплошной стеной храпящих морд и сверкающего металла.

— За веру и королеву Марию! — проревели пикинеры.

— За веру, и только за веру! — грянул клич круглоголовых.

Через несколько мгновений всадники врезались в первую линию пехоты подобием пушечных снарядов, пробивающих стену.

От удара кавалерии словно зыбь прокатилась по рядам войска. В ушах зазвенело от оглушительного треска мушкетов. Все вокруг в считаные секунды заволокла пелена дыма. «Держать строй! Держать строй!» — вопили сержанты с одной и другой стороны. Дрожа всем телом, Джон стиснул пику крепче. Грохнул еще один мушкетный залп. Джон увидел, как Генри Пейлвик проорал что-то и бросил взгляд вдоль шеренги. В следующий миг лоб мужчины будто взорвался изнутри, кровь и мозги забрызгали Бена Мартина, который судорожно схватился за голову, словно пуля попала и в него тоже. Когда он опустил руки, его лицо было залито кровью и заляпано белесыми ошметками. Джон успел мельком увидеть, как Бен разевает рот в крике, а уже мгновением позже налетела вторая линия вражеской конницы.

Дым сгустился до удушливой серой мглы. Джон слышал пронзительные вопли солдат, падающих наземь. Среди клубов дыма взметнулся стяг Бакленда, под ним сэр Уильям выкрикивал команды, собирая вокруг себя драгун. Сэр Гектор, перегнувшись с седла, одной рукой держал за повод чью-то лошадь, а другой боролся с ее седоком. Внезапно тот вырвался, и сэр Гектор ринулся за ним, замахиваясь кинжалом. Но еще один «круглоголовый» всадник налетел на него сбоку. Сабля коротко блеснула и вонзилась сэру Гектору под ребра. Испустив короткий вопль, мужчина мешком свалился с седла.

По передней линии войска ударила очередная волна кавалерии. Пехотинцы дрогнули и подались назад, кто-то споткнулся и упал навзничь. Воздух наполнился резким лязгом сабель и копий. Джон увидел, как Фелпс рухнул на землю, а Льюк Хобхаус отразил сабельный удар проносящегося мимо всадника. Драгуны во главе с сэром Уильямом вновь устремились вперед с громовым криком «За веру и королеву Марию!». Но Джон чувствовал, как по рядам войска, подобно заразной болезни, распространяется паника. Чувствовал исходящий от тел запах страха — приторный, с металлическим оттенком, похожий на запах крови.

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза