Читаем Пир Джона Сатурналла полностью

— Да, это смело, сэр Гектор. — Принц Мориц говорил с акцентом, похожим на акцент Мелихерта Рооса. — Напоминает мне одного солдата, разбившего шведов при Брейтенфельде. — Он похлопал себя по груди. — Меня самого.

Джон топтался у дверей, никем не замечаемый. Принц Мориц, шумно сопя, подался вперед и щелчком послал голубую фишку в боевой порядок на другом краю стола:

— Вот единственный способ разбить терцию. Ударом в угол. — Он переместил еще несколько фишек, потом взял стоявший перед ним кубок, отхлебнул большой глоток и повернулся к мужчине с суровым худым лицом. — Ха, Зут! Помнишь Лехское сражение? Ту терцию? И ту конницу?

— В два счета смяли первую линию, когда они двинулись в контрнаступление, — подтвердил Зут.

— И весь угол терции полег! — Принц Мориц хлопнул ладонью по столу. — Этого оказалось достаточно. Мы ворвались в их ряды, ja.

— Славный день, — согласился Зут.

— Героический день! — воскликнул принц Мориц.

Он со своими людьми приплыл аж из самой Богемии, чтобы сражаться за короля, говорили солдаты. Сам Густав Адольф учился у него тактике. Собравшиеся вокруг стола мужчины смотрели, как принц Мориц чешет красный нос. Джон искал взглядом сэра Уильяма.

— Потом Лютцен, — продолжал принц, переставляя оранжевые фишки. — Помнишь Лютцен, Зут? Мы атаковали с левого фланга. Снова в караколе. — Он выровнял несколько синих фишек и смел в сторону оранжевые. — Однако на сей раз шведы нас поджидали. Тесно сомкнутое построение «полукатафалком». Я потерял двух лошадей.

— И три полка солдат, — добавил Зут.

— Ja.

— Джон! — донесся шепот сзади. Во входную дверь заглядывал Бен Мартин. — Мастер Пейлвик требует тебя в продовольственный склад.

Продовольственный склад представлял собой три сдвинутые вместе лавки в конюшне. Генри Пейлвик стоял там, делая отметки в приходно-расходной книге, с таким видом, словно никогда не покидал приемный двор усадьбы Бакленд.

— Сэр Уильям? — переспросил ключник. — Он старается держаться подальше от придворных принца. К нам добрались посыльные из Элминстера. В нашу усадьбу наведалась шайка зойлендских разбойников. Перебили все окна в церкви, потом выволокли оттуда алтарную преграду на веревке. Их полковник поступил бы так же и с отцом Яппом, кабы его не остановили.

— Он отрубил руку одному малому в Мэшэме, — сообщил Фелпс, входя в конюшню. — Таскает за собой обоз с женщинами, которых называет своей семьей. Бабы эти ничем не лучше мужиков. Но они недооценили леди Лукрецию.

Джон поставил поднос на лавку. Последний раз он видел Лукрецию, когда они выступали колонной из усадьбы: девушка стояла на парадном крыльце и махала платочком Пирсу. Джон, шагавший в рядах кухонных работников, смотрел на нее, пока Филип не пихнул его локтем в бок.

— И что же она сделала? — небрежно поинтересовался он.

— Выставила их вон, — выразительно ответил Фелпс.

Кто бы сомневался, подумал Джон. Он все еще улыбался, когда шагал через двор к воротам. Внезапно чья-то рука толкнула его в плечо.

— Чему веселишься, поваренок?

Перед ним стоял Пирс с обнаженной саблей. Молодые кавалеристы толпились поодаль, ожидая очередной демонстрации фехтовального мастерства. Рыжий парень по имени Монтегю одобрительно кивнул, когда Пирс сделал картинный выпад, целясь Джону в грудь.

— Отлично, Кэллок, — крикнул он. — А кто это?

— О, всего лишь поваренок.

На губах Пирса играла улыбка. Он еще раз выбросил саблю вперед, теперь подступив ближе. Однако, прежде чем он успел изобразить третий колющий удар, из-за угла вышел Пандар:

— Ну-ну-ну, лорд Пирс. Зачем устраивать дуэли, когда пора пускаться в погоню за Уоллером и Кромвелем?

— Кромвель? — переспросил Монтегю, чье широкое конопатое лицо приняло озадаченное выражение. — Где?

— Всего минуту назад узнал от его высочества. Случайно услышал, если точнее. Вновь поступившие сведения произвели на принца сильнейшее впечатление, скажу прямо.

— Какие еще сведения? — встрепенулся Пирс.

— Разве вы не слыхали? Да как не стыдно шельмецам, которые шушукаются между собой, а воинственных гекторов вроде вас держат на цепи в конуре, точно псов.

— Он сейчас обозвал нас псами? — Рыжеволосый повернулся к Пирсу, еще более озадаченный.

— У него просто такая манера изъясняться, Монтегю, — ответил тот. — Слóва в простоте не скажет — вечно ходит из церкви в часовню через соседнюю деревню, образно выражаясь. Смотри у меня, Пандар…

— Армия Уоллера движется на Лондон, — сообщил повар.

— На Лондон! — воскликнул Монтегю. — Наконец-то!

— Но ведь Лондон удерживают отлично вымуштрованные войска, — подозрительно заметил Пирс.

— Ну может, на Банбери, — уступил Пандар. — Или на Оксфорд.

— Там же сейчас король, в Оксфорде, — встревожился Монтегю. — Храни его Господь.

— Это правда, Пандар? — осведомился Пирс.

Но тут протрубили первые рога, и раздались громкие команды сержантов.

Поднимаясь по склону, Джон услышал позади частое пыхтение. За ним следом спешил Пандар.

— Как ты его терпишь, Пандар?

— Пирса-то? Да он просто дурак. Гнев нужно беречь для наших врагов.

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза