Пир князя Владимира

Олафу, который со своими варягами отправился вместе с князем и так с ним и остался, не желая воевать на стороне греков, пусть даже они платят за это, как и обещали, чистым золотом, его христианская вера не запрещала вместе с князем охотиться на невидимого врага, подкапывающего их намерения, независимо от того, волшебницы ли это, демоны ли или кто-нибудь еще. У него на шее был крестик, защита от нечестивых, а кроме того, он полностью доверял своему мечу.

Они притаились, надеясь увидеть загадочную силу, которая помогает грекам, и понять, что следует делать, чтобы с ней справиться. Колдунья предупредила их, что, если это черные волшебницы-разрушительницы, увидеть их в темноте трудно, пусть даже у тебя не два, а сотня глаз. Если же они не черные, а белые, то кожа будет отсвечивать под лунным светом и их можно захватить с помощью сети. Но волшебниц лучше не обижать.

– Со злом связываться не стоит, князь. Они могут тебя заколдовать, могут сотворить над тобой такое, что и не снилось. Держи город в осаде, борись, делай свое дело, а они пусть занимаются своим, все в конце боги решат. Не гоняйся в ночи за волшебницами.

– Я хочу знать, с какими силами имею дело, – отвечал князь. – И если это волшебницы, мы их переловим и научим заниматься женскими делами да детей вынашивать и рожать! А то не понимают, для чего женщины предназначены, летают, неизвестно зачем, и ради забавы творят зло! Еще раскаются, что мешали нашим делам, – смеялся князь и подбадривал своих людей, которые из рассказов знали, что волшебницы даже героя могут заколдовать, а могут превратить человека в юродивого, или ранить золотой стрелой, рана от которой никогда не зарастает.

– Перун с нами, свяжем им крылья и одежды женские на них натянем. Говорят, по красоте с ними ни одна из женщин, рожденных от женщины, не сравнится. И если это волшебницы, всех вас женю на волшебницах!

Луна освещала округу, сам город лежал во тьме. Возле подкопанных городских стен появились согнувшиеся фигуры. Это не были волшебницы, белые или черные. Мужчины. Херсонесцы прокопали тоннель под городскими стенами, выбрались на насыпь и принялись наполнять землей принесенные мешки. И пока осаждающие изумленно наблюдали за ними из засады, они начали той же дорогой перетаскивать землю в город.

Вот что за волшебницы еженощно разрушали насыпь.

Владимир резким движением руки пресек волнение своих воинов, приготовившихся к нападению. Если они лишь высунутся из своего рва, при лунном свете стрелки с городских стен перебьют их в мгновение ока.

И они оставались во рву до тех пор, пока не занялась заря и херсонесцы не вернулись в город. Владимир был уверен, что рано или поздно войдет туда со своим войском, – препятствия могут лишь задержать ветер, но никак не остановить его. Город в мышеловке. Пусть по ночам роются в земле, как подземные мыши, пусть ползают по ней подобно безногим пресмыкающимся, пусть жадно, как выкопанные сокровища, стаскивают ее в город, им ничто не поможет. Время не на их стороне.

Окружавшие его воины беспомощно скрипели зубами, им не разрешалось ни стрелу выпустить, ни предпринять что-нибудь другое. Трудно попасть в того, кто по земле ползет, а напасть на них и перехватать тоже не получится, слишком далеко. Они бы только выдали себя и стали хорошей мишенью для стрелков на городских стенах. К тому же и ночь оказалась лунной, да и не годится завязывать бой в неподходящий момент.

Несколько следующих ночей, не в силах сдержаться, русские реагировали на любое подозрительное движение вокруг города градом стрел, но земля с насыпи продолжала исчезать, как и прежде.

– Мы должны взять Херсонес без крови, – приказал великий князь.

Осада не позволяет снабжать город ничем. «Жители прежде всего почувствуют нехватку воды, – сказал он, – голод можно терпеть долго, обманывать его разными способами, желудок в состоянии переварить и траву, и корни. Если нет мяса, сгодятся и толченые кости. Но воду не заменишь ничем, а жажда ударяет в голову и делает человека безумным».

Осада продолжалась, но никаких признаков отчаяния или попыток сдаться не было. Полный решимости продолжать осаду, но уже изрядно обеспокоенный, князь стоял со своим войском под Херсонесом. Сдерживать людей, которые хотят взять город штурмом, становилось все труднее. Особенно настаивали на этом варяги Олафа, они утверждали, что там, где пройдут они, не останется и камня на камне.

Владимир ждал, когда город сдастся. Его не сильно заботило, что по ночам подкапывают насыпи, его люди даже не особенно старались их снова подсыпать. Важнее было ждать. Херсонесцам деваться некуда. А он хотел не уничтожить город, а просто его занять. Как предупреждение и предостережение Константинополю.

У него внутри все сводило судорогой при одной только мысли о разрушении городских укреплений, ему казалось, что тем самым он уничтожил бы что-то свое собственное. Когда утром всходило солнце и его первые лучи освещали город и падали на лицо князя, согревая все тело, в него вселялся покой.