Пир стервятников

Нижняя зала была битком набита детьми. Бриенна попыталась пересчитать их, но они ни минуты не стояли спокойно. Поймав себя на том, что одних уже сосчитала по нескольку раз, а других ни разу, она сдалась. Столы составили в три длинных ряда, и мальчики постарше, то есть лет десяти – двенадцати, таскали скамейки. Взрослым здесь можно было назвать одного Джендри, но приказы раздавала Ива, помыкая остальными, как владычица замка своими слугами.

Это получалось у нее так естественно, словно она привыкла к этому от рождения. Быть может, Ива в самом деле не из простых? Сансой Старк она по возрасту и наружности быть не может, зато подходит под описание младшей сестры. Леди Кейтилин сама говорила, что Арья в отличие от Сансы совсем не красавица. Каштановые волосы, карие глаза, худенькая… неужто она? У Арьи Старк волосы такие же, но цвет глаз Бриенна запамятовала. Что, если Арья все-таки не погибла при резне в Солеварнях?

На дворе смеркалось. Ива зажгла четыре сальных свечи и велела девочкам развести в очаге огонь пожарче. Мальчики с Подриком во главе разгружали осла и выкладывали на столы соленую треску, баранину, круги сыра. Септон Мерибальд на кухне готовил овсянку.

– Эх, жаль, апельсины все вышли – теперь их до весны, пожалуй, и не увидишь, – жаловался он какому-то мальчугану. – Никогда апельсина не пробовал? Не выжимал себе в рот его сладкий сок? – Мальчик потряс головой, и септон взъерошил ему вихры. – Ничего, весной я тебе привезу, если будешь умником и поможешь мне размешивать кашу.

Сир Хиль стянул мокрые сапоги и протянул ноги к огню.

– Там на полу следы крови, – сказал он присевшей рядом Бриенне, – вон, где Собака нюхает. Кровь соскоблили, но она впиталась глубоко в дерево и останется там навсегда.

– В этой самой гостинице Сандор Клиган убил трех людей своего брата, – напомнила ему Бриенна.

– Это верно, но они, возможно, не первые, кого здесь убили – и не последние.

– Горстки детей испугались?

– Горстка – это четверо, а десять уже многовато. Детей надо пеленать и вешать на стенку, пока у девчонок не отрастут груди, а у мальчишек усы.

– Мне жаль их. Они все сироты, и порой родителей убивали у них на глазах.

– Я забыл, что говорю с женщиной, – закатил глаза Хант. – Сердце у вас что овсянка нашего септона. Воительница втайне только и мечтает родить, я это вижу по вашим глазам. Мечтаете о розовом крикуне, который будет сосать вашу грудь. Однако я слышал, что для этого нужен мужчина, – усмехнулся он, – предпочтительно муж. Почему бы не я, к примеру?

– Если вы все еще надеетесь выиграть ваш заклад…

– Я хочу выиграть только одно – вас. Вы, миледи, единственное дитя лорда Сельвина. Я знал людей, которые женились на полоумных и на грудных малютках ради десятой доли вашего Тарта. Я, конечно, не Ренли Баратеон, зато, как видите, пока жив. Кое-кто скажет, что это мое единственное достоинство, но брак мог бы нам обоим принести пользу. Мне земли, вам замок, полный вот такого добра, – он махнул рукой на детей. – Я вполне на это способен, могу уверить. Один бастард по крайней мере у меня точно есть – девочка. Не волнуйтесь, вам я ее не собираюсь навязывать. Когда я навещал дочку последний раз, ее мать выплеснула на меня котелок с похлебкой.

Краска поползла вверх по шее Бриенны.

– Отцу всего пятьдесят четыре. Он может жениться снова и зачать собственного сына.

– Да, это риск… если он в самом деле женится, если его жена будет способна к деторождению и если ребенок окажется мальчиком. Я и худшие пари заключал на своем веку.

– Заключали и проигрывали. Такая игра не по мне, сир – играйте в нее с другими.

– Вы говорите так, потому что сами не играли ни разу. Попробуйте, и ваше мнение переменится. В темноте вы не хуже любой другой женщины, и губы ваши созданы для поцелуев.

– Губы как губы. Они у всех одинаковы.

– И у всех они созданы для поцелуев, – легко согласился сир Хиль. – Не запирайте свою дверь на ночь – я проберусь к вам в постель и докажу, что говорю правду.

– Если вы это сделаете, то выйдете от меня евнухом. – Бриенна встала и отошла от него.

Септон спросил, может ли он прочитать молитву.

– Да, – разрешила Ива, подхватив со стола голенькую малютку и не дав ей добраться до овсянки.

Все склонили головы и возблагодарили Отца и Матерь за их дары… все, кроме черноволосого кузнеца – он скрестил руки на груди и злобно молчал, пока другие молились. Не одна Бриенна это заметила. Септон, закончив молитву, взглянул на него и спросил:

– А ты разве не любишь богов, сынок?

– Только не ваших. И работа меня ждет, – сказал парень и вышел, так ничего и не съев.

– Может, он любит другого бога? – предположил сир Хиль.

– Владыку Света, – пропищал тощий мальчуган лет шести.

– Ешь давай, Большеротый, – стукнув его ложкой, велела Ива. – Нечего к милордам с разговорами приставать.