Пир в Одессе после холеры. Кавалеры меняют дам

Постепенно он начинает различать в этой массовке наиболее колоритные, наиболее впечатляющие фигуры, а слух фиксирует уже известные по книгам и по сплетням имена.

С течением лет имя писателя, сколько бы томов он ни написал, жестко пристегивается к одному, самому расхожему названию: Борис Лавренёв — повесть «Сорок первый», Александр Жаров — поэма «Гармонь», Анатолий Мариенгоф — «Роман без вранья», о дружбе с Есениным (мы особо выделим этого автора и эту его книгу, как предвестье литературного жанра поп fiction), философ и эстетик Август Гербет, звездочет с телескопом, который ему подарил сам Молотов… впрочем, последний персонаж выпадает из ряда, поскольку автор «Дафниса и Хлои» заменил подлинное имя вымышленным, нарушив правила игры, но без этого чудака с телескопом, как выяснится вскоре, нам не обойтись.

Пытливый взгляд новичка не может миновать и пестрой ватаги сверстников, таких же писательских отпрысков, как и он сам. И будет справедливым отметить, что их имена еще оставят свой след и в жизни, и в литературе: нежный мальчик Володя Антокольский, который погибнет на фронте, и отец, замечательный поэт Павел Антокольский, посвятит его памяти поэму «Сын»; Юлий Даниэль, будущий диссидент, узник Гулага; Миша Вольф, который впоследствии станет всемирно известен как Маркус Вольф — создатель и глава грозной восточногерманской разведки «Штази», и его брат Конрад Вольф, кинорежиссер, оба сыновья писателя-антифашиста Фридриха Вольфа; Тимур Гайдар, сын Аркадия Гайдара, будущий журналист, контр-адмирал, отец Егора Гайдара, реформатора ельцинской поры…

Право же, сонм перечисленных выше персонажей мог бы претендовать не на роль мошкары в брейгелевской заднеплановой массовке, а выдвинуться — вместе или порознь — в первый ряд, заговорить во весь голос!..

Однако Юрий Нагибин учитывает эту опасность — да, он ощущает это, как реальную опасность, — и властно оттесняет эти фигуры на периферию своего романа.

Риск возрастает, когда в поле зрения появляется самая блистательная пара предвоенного Коктебеля — впрочем, не пара, а целая троица: «…золотоволосая красавица Горностаева, недавно ставшая женой сценариста Каплина, и молодой ленинградский писатель Мессер, ее бывший муж…»

Я хорошо знаю свои обязанности в этом повествовании и, почти синхронно, как мидовские толмачи (про них говорят, что они начинают переводить еще до того, как что-то сказано), перевожу эти условные фамилии в реальный план: фамилия золотоволосой красавицы тоже золотая — Татьяна Златогорова; ее муж — Алексей Каплер, ему тридцать три года, возраст Христа; они вместе написали сценарии кинофильмов «Ленин в Октябре» и «Ленин в 1918 году», которые, еще до появления на экранах, официально объявлены классикой: еще бы, ведь их благословил сам товарищ Сталин; последний же в этой троице — прозаик Израиль Меттер, отставной муж золотоволосой красавицы, мудро полагающий, что отставка на столь высоком уровне всегда условна — еще вопрос, кто пропадет в нетях, а кто будет вновь призван и обласкан…

(Его не призовут и не обласкают, но, все же, его удел предпочтителен. Четверть века спустя, мы будем сидеть с Израилем Моисеевичем Меттером в директорском зале «Мосфильма» и смотреть только что снятый по его повести чудесный фильм о доброте, о верносги — «Ко мне, Мухтар!», про милицейскую собаку).

Первой жертвой окажется она: «… судьба Горностаевой, — пишет Юрий Нагибин, — была уже взвешена, подсчитана и решена: ей недолго оставалось гулять на воле. Я не знаю участи Горностаевой, знаю лишь, что ее фамилия вскоре исчезла с титров фильмов, созданных в соавторстве с Каплиным, исчезла и она сама». И далее о ней: «…Могло ли прийти в голову этой красивой, беспечной, легкокрылой женщине, что в недалеком будущем весь свет навсегда погаснет для нее, а мироздание сведется к вонючей камере и застенку, населенному садистом следователем?»

Второй жертвой станет сам Каплер.

Но прежде, чем стать жертвой, он вознесется на опасную высоту — повторив гибельный путь мифических и сказочных героев! — он окажется в роли возлюбленного Светланы Сталиной, дочери советского диктатора.

Юрий Нагибин в своем романе опустил эту важную подробность судьбы Каплера, хотя она, вполне очевидно, перекликается с его собственным горьким опытом, столь живо описанным в «Моей золотой теще» — про то, как он был зятем сталинского любимца Ивана Лихачева, и был не только зятем наркома, но еще и его соперником в супружеской постели.

А тут — семейный круг самого товарища Сталина!..

И, как в мифах, как в сказках, расплата за плебейскую дерзновенность не замедлила случиться.

«…мог ли думать победитель Каплин, первотворец великих кинофальсификаций о вожде революции, защищенный сверх меры своей небывалой удачей от всех напастей, — восклицает Юрий Нагибин, — что и ему гулять на свободе всего несколько лет, а там начнутся тюрьмы, пересылки, лагеря на десять лет, лучших лет в человеческой жизни, что выйдет он седым, погасшим и навсегда оробевшим?..»