— Здравствуй, Лев Иванович. У тебя пожар?
— Нет, Паша. Пожар у тебя. Запиши мой номер. Есть в России город Котунь, завтра в сопровождении вернейших людей прилетай первым рейсом.
— Ты с ума сошел! Как я объясню руководству? — возмутился Кулагин.
— Объясни просто: хотите шастать в лампасах?
— Лев Иванович, как это тебе удается? — простонал Кулагин.
— Прилетай, я тебе объясню. Позвони Орлову, скажи, мы живые. Да, тебе известен старлей Чекан Никифор Петрович?
— Мне знать каждого старлея? Ты забываешь, Лев Иванович...
— У меня память, как у слона, — перебил сыщик. — А полковник Кондрашев Валентин Петрович?
— Конечно. Он мне непосредственно не подчиняется, но Кондрашев блестящий офицер, и не вздумай...
— Немедленно выстави за блестящим офицером “наружку”, чтобы не сбежал. Скажи своим ребятам, что полковника в любой момент может сбить машина. Звони и прилетай. — Гуров положил трубку.
Чекан нагло улыбнулся, сказал:
— Мы Главку не подчиняемся.
— А Президенту вы подчиняетесь? — спросил сыщик. — Я начинаю жалеть, что ранил и захватил тебя. Ты сейчас не ухмылялся бы, а визжал, как поросенок, и мечтал только о смерти. В принципе карты можно и пересдать, колода-то у меня в руках.
— Господин полковник! — Чекан словно подавился и побледнел.
— За кого ты меня принимаешь? — возмутился сыщик. — Меня воспитывали настоящие люди... Ладно. Послал тебя Кондрашев. На кого он выходит в Администрации Президента, ты, естественно, не знаешь. Я надеялся, ты жирный карась, а ты, похоже, мелкая плотва. Вот сидишь и мечтаешь: ах, кабы мы поменялись местами! Уж ты бы погулял.
— Господин полковник!
— Заткнись! Врешь все, паскудник! — Сыщик плюнул в корзину для бумаг и промахнулся. — Будем ждать завтрашнего дня.
Гуров вызвал Станислава, они вдвоем транспортировали Чекана в темную, без окон комнату, дали ведро, бутылку воды.
— Ты бы прилег, Лев Иванович, — сказал Станислав, отводя глаза.
— Хочешь сказать, что мне не тридцать, а сорок с хвостиком? — усмехнулся Гуров. — Я знаю, даже, представь, чувствую. И куда годы летят?
— Одежонку привез, простирнул. Примешь еще таблеточку? — Стас протянул ему портсигар.
— Меня следует разобрать на винтики, почистить и смазать, затем снова собрать, и чтобы лишних частей не осталось, — говорил Гуров, расхаживая по гостиной. — Однажды в детстве я швейную машинку разобрал, а как собрал, у меня какой-то штырь остался, я все его приладить не мог. “Зингер”, классная машинка была, еще долго в углу пылилась, меня отец чуть ли не год после этого Кулибиным называл.
Зазвонил телефон, Гуров схватился за голову, сказал:
— Меня нет, я болен, лежу в реанимации.
— Слушаю, — ответил Стас. — Он вышел, что ему передать? — Стас слушал, поглядывая на Гурова. — Сильвер, вы молодец, давайте я к вам подъеду. Да что вам Лев Иванович? Он что, Железный дровосек? Так и того время от времени смазывали. И я, черт подери, тоже полковник. — Он бросил трубку и в сердцах повторил: — Лев Иванович! Лев Иванович! Так вот, Лева, раз ты такой уникальный и знаменитый, поехали.
— Не поеду. — Гуров опустился в кресло, закрыл глаза. — Объявляю голодную забастовку.
— К Сильверу прибежал беспризорник. Живет в подвале бойца из группировки Кастро, — безразличным тоном произнес Станислав.
Гуров валял дурака — он сразу решил ехать, услышав слова друга. Легко поднялся, с порога спросил:
— Мне долго тебя ждать?
Машина вылетела со двора, обдав грязью стоявшего у дерева соглядатая.
— Мне не нравится воровской надзор, — буркнул Станислав. — Мое мнение, ты излишне открыт во взаимоотношениях с Мефодием. Вор в законе — человек, слову которого верить нельзя. Мы для него только менты, то есть не люди. Мефодий способен продать нас в любой момент.
— Волга впадает в Каспийское море, — пробормотал Гуров, зевая.
— Ты переоцениваешь любовь Мефодия к Николаю. Старик не понимает сам своих чувств, никогда не думал об этом. Ребенок спит с новой игрушкой, надоест — расплющит утюгом, через минуту забудет, — гнул свою линию Стас.
— Мы решаем вопросы, исходя из ситуации, не имея выбора. — Гуров встряхнулся, потер ладонями лицо. — Мефодий относится к Николаю так, как относится. Повлиять на ситуацию мы не в силах, нечего строить теории. Я не верю Мефодию, но не могу понять причину, по которой он станет продавать Николая, Варвару, нас с тобой. Он износился, не хочет, да и не может подняться в воровской иерархии выше. Я почему предложил ему венчаться с Варварой? По их законам, вор не должен иметь семью. Котунь не очень большой, но город, смотрящий в нем один, и наверняка имеются претенденты. Молодые, зубастые авторитеты. Какой там расклад, неизвестно. Если Мефодий женится — значит, его отпустили на пенсию. Молодые воры рвутся не столько в криминальную власть, сколько в бизнес. Им выгодно, чтобы Акула отошел в сторону, начал легализироваться, отмывать деньги.
— Тебе только с лекциями выступать. — Стас остановил машину.