Пирамида

«Уважаемый Юрий Сергеевич! Извините нас, что мы задержали Вам ответ, ребята уехали в отпуск, Витя со Светланой, ждем их уже домой, а я вот решила пока одна написать Вам. Начинаю писать и уже волнуюсь (выпила элениум, собралась с духом). 1 мая 1970 года мы от Светланы получили телеграмму, что Виктор под следствием, 12 мая я выехала в Туркмению. 16 или 18 мая была у следователя линейного отд. милиции Ахатова, дело было еще у него, он вел мне допрос, около дела было 5 руб. Ахатов мне сказал, что «из-за этих денег сын убил женщину». Из разговора с ним я знала, были бы у меня деньги — Виктор был бы на свободе, но таких денег у меня не было, я сказала, что я так постараюсь добиться правды, я знаю, что сын не виноват, он засмеялся и сказал: «Добейтесь, добейтесь». Я поехала в Ашхабад, была у прокурора Григорьева, он вызвал при мне зонального прокурора Таисию Федоровну и велел ей взять это дело под контроль, была я у ребят в общежитии, уехала домой и думала, что разберутся все же. Получила повестку на 28 августа на суд, полетела в Мары, узнала, что грозит сыну, разговаривала с адвокатом Бекмурадовым, который участвовал в следствии, но 27 августа перед процессом адвоката заменили, дали Агаджаева, который до суда не видел подзащитного и не разговаривал с ним. Судебный процесс длился всего 4 часа вместе с приговором. Это все было ужасно — страшно вспоминать, даже в кино и в книгах такого нет. Мне вызвали в суд «Скорую помощь», Виктору тоже было плохо, его очень рвало. Когда тот страшный конвой увез Виктора, меня завели в комнату (суд был в общежитии), было много народа, все возмущались, женщины плакали — это был «показательный суд». Я знаю, у нас судили убийцу — нашего соседа Монастырского (ваша газета писала статью), зал бушевал, хлопали, как читали приговор — высшая мера. А у нас было наоборот, сразу написали телеграмму в Москву (высылаю копию). На первом суде я видела Каспарова, но не разговаривала с ним. После суда я пыталась получить копию приговора, мне не дали, сказали, что дадут подсудимому. Зав. юридической консультацией мне сказал, что я зря еду в Москву, меня никто не примет без приговора, но я поехала. Сначала я была на приеме в Верховном Совете СССР, оттуда позвонили в Прокуратуру Союза, чтобы меня там приняли. Я была на приеме у зонального прокурора Ивановой, но надежды на нее у меня было мало, и я пошла в Верховный суд СССР, где встретила Каспарова, я его узнала, мы с ним поговорили, он сказал, что приехал в Москву по делам и возмущен такой несправедливостью в отношении Виктора и тоже будет обращаться в наши советские органы. Сначала я была у начальника приемной Ворошилова, он, конечно, не верил, что сын не виноват, что суд был всего 4 часа, что накануне суда заменили адвоката и т. д. Но все же позвонил, и меня принял член Верховного суда т. Дзенитис (я ему очень благодарна), он мне сказал, что затребует дело в Москву. 18 сентября 1970 года дело уже затребовала Москва. Из Москвы я полетела в Ашхабад, мне дали копию приговора, была в Мары, унесла передачу Виктору, поговорили обо всем со Светланой, Каспаров остался еще в Москве, и уехала домой в Куйбышев.

Причиной приостановки исполнения приговора послужило то, что нам встретились такие люди, как т. Дзенитис, Кузьмин — порядочные, честные, добросовестные. А главное, наверное, то, что такой человек, как Каспаров, включился в борьбу за справедливость, правду, несмотря на те гонения, шантаж, которые были против него в Мары. Мы будем всю жизнь благодарны Каспарову за спасение жизни Виктора, побольше бы на земле было таких смелых, справедливых, честных, порядочных людей — скорей бы достигли коммунизма. Самую положительную роль, мы считаем, сыграл Каспаров и еще сотрудники редакции «Литературной газеты» — т. Чаковский, Румер З. Ф., Измирский Ф. Я., Петрова С. Р. и т. Вознесенский. Ведь мы обращались во все газеты, журналы, и только одна «Литературная газета» откликнулась на наше горе. Мы им очень благодарны всем. Много сил, энергии, здоровья вложил в эту историю Рихард Францевич (я сама видела, как он перед процессом пил лекарство).

Я считаю, что Ахатов, защищая себя, вернее свой «мундир», старался обвинить Виктора, а еще более нагло, подло действовал Бойченко. Он вызвал повесткой меня на допрос, на следствие в Мары, я ехала 4 суток туда и обратно, на 30 минут, пытался обвинить меня в том, что я неправильно действую, везде пишу и езжу, и будет еще хуже, дал мне справку, что я была вызвана на допрос в качестве подозреваемой (справка у Рихарда Францевича). Я проездила полмесяца бесплатно, и такую дорогу оплачивать отказался, вообще вел себя очень нагло, вместе с Ахатовым сидел в линейном отделении милиции, а прежде чем выступить на суде Ичилову, Сапаровой, Игембердыеву, они заходили в линейное отделение, а потом шли в суд (процесс Милосердовой).