Пирамиды роста

На сцену вышел ведущий передачи «Третий глаз» Иван Кононов и почему-то начал петь.

– Не пробовали к нему в передачу? – спросил скрипучий голос сзади.

– Мы её называем «Третий сглаз». Ходили от меня люди, но дороговато. Посчитали, получилось нерентабельно, – ответил шёпот. – Передача ночная, мой контингент старенький, уже спит, сердешный. Если вы из запоя выводите, вам рентабельно, а мне нет.

– А слышали, Грабовой вот этот, мальчишка совсем, раскрутил тюбетейки! «Лечит» самолёт узбекского президента как экстрасенс за два лимона в месяц!

– Далеко пойдёт…

Валя увидела, как Горяев с женой встали в первом ряду и начали пробираться ко входу. Он нежно поддерживал её за локоть.

– Я много работал, но совсем мало зарабатывал, – жаловался человек на сцене. – У меня угнали машину и сожгли дачу. Не знал, что делать, даже крестился. Не помогло! Тогда пошёл к матушке Акулине, и она…

– Ты чё так загрузилась? Выборы у него! На выборах чел обязан жену из погреба достать и всем в харю сунуть! И никогда не проси у мужика больше того, чем обещал, – посоветовала Вика.

– А ты б на моём месте не психовала?

– Ваще не базар, – важно заметила Вика. – Рабовладение запрещено во всём мире.

В антракте к Вале подошёл здоровенный малый в добротном костюме и многозначительно произнёс:

– Просили передать. Можете позвонить.

Это была визитка, закрывающаяся, как книжечка. Спереди портрет Джуны в оранжевом шарфе. На следующей страничке написано «Президент международной Академии альтернативных наук «Джуна», Кавалер ордена Дружбы народов; Член Политического Консультативного Совета при Президенте РФ; Глава Регентского Совета Российского Дворянского Общества «Новая Элита России»; Генерал-полковник медицинской службы (академик, профессор); Кавалер Высшей Международной медицинской награды ордена Альберта Швейцера; Вице-канцлер Открытого Международного университета Комплементарной медицины Дипломатической Академии Мира ЮНЕСКО при ООН; Президент ассоциации ассирийцев «Ларос»; Генеральный инспектор правоохранительных органов правительства Москвы». Следующая сторона предлагала перевод всего этого на английский, а последняя содержала эмблему с протянутыми руками.

– Не визитка, а конвертируемая валюта, – присвистнула Вика. – Только ты без визиток, как дворняга без ошейника.

А через пару дней жёлтая газета опубликовала интервью с неким Окошкиным: «Я работал администратором в гостинице, когда в город приехал депутат Горяев. Валентина Лебедева была с ним в качестве любовницы, выдавала себя за помощницу. Все видели, в чём состоит её помощь ночью в номере и днём в ресторане. Я попался ей под горячую руку в фойе гостиницы. Может, ей не понравилось, как горничная застелила постель. Или что в номере нет живых цветов, сами знаете, какие претензии у любовниц депутатов. Она сорвала злобу на мне, через Горяева добилась моего увольнения. А я единственный кормилец жены с грудным ребёнком и старых родителей…»

Интервью заканчивалось фотографией семьи Окошкина на фоне убогого бревенчатого домишки, с которым совершенно не гармонировала его бандюганская внешность. Фотограф даже не снял с него килограммовую золотую цепь с крестом и отзвуком анекдота: «Браток Кабан пожертвовал свой нательный золотой крест на купол местной церкви».

Валя вспомнила поездку, гостиничных хамов, администратора Окошкина, старуху-фронтовичку в аварийном доме, которой мать теперь посылала в новую квартиру мулине вперемешку с батончками «Баунти». И получала в ответ благодарственные письма, написанные каллиграфическим почерком без единой ошибки.

Валя отметила, насколько толще стала кожа, и она скорее прикидывает, сколько Окошкину заплатили за интервью, чем собирается заплакать. А потом ужаснулась: неужели со временем может превратиться в Рудольф?

К концу предвыборной кампании всё заискрило. Люди в Останкине стали громче кричать и озабоченней двигаться, точь-в-точь как в Берёзовой Роще, когда боялись не успеть собрать зерно до дождей.

Вале пришлось вести ещё несколько «Берёзовых рощ» с проплаченными кандидатами в депутаты, а потом одну с целой компанией кандидатов. На неё надели почти мужской деловой костюм и повязали галстук. Было сложно от того, что кандидаты перебивали друг друга, грубили, тянули одеяло на себя, но с грехом пополам справилась.

– Умница, Лебёдушка! Миллиончик мы на этих выборах наскирдовали! Снимай с себя этот лесбийский прикид, у меня для тебя, как бы, рояль в кустах.

– Какой?

– Горяев всю передачу сидел в режиссёрской.

– Зачем?

– Этот сценарий на кроликах обкатывали, теперь за отдельные бабки сделаем с ним на его округ. С местным телеведущим, к нему больше доверия, чем к тебе, после всех публикаций. А сейчас едем ко мне.

– Зачем? – напряглась Валя.

– Сказал, вам, как бы, негде совокупляться, – развела Ада руками.

– А ты будешь свечку держать? – вспыхнула Валя. Было неприятно, что Рудольф суется в её отношения с Горяевым.

– Твоё конституционное право не ехать. Только он вперёд на своей тачке рванул, его по другой лестнице вывели, чтоб никому на глаза не попал.