Пирамиды роста

Как бы сложилась жизнь, не поругайся она с Марком? Целительницей бы она всё равно стала и выслушивала бы каждый раз, что неизвестно чем занимается с мужиками в своём кабинете. Спасла бы Вику? Нет, он бы помешал. Попала бы на телевидение? Он бы обесценил все попытки.

Марк ей нравился, тем более что никогда не выходил из амплуа «самец-затейник», но даже от игривого общения она становилась словно забитей и покорней. А долгосрочные отношения сформировали бы устало-тревожно-обиженное выражение лица, как у большинства советских и постсоветских женщин.

Позвонила Катя:

– Зла не держи. Всё понимаю, но как ты не могу.

– Я не уговариваю.

– Моя сестра – проститутка, живёт с бандитом, родителям ни копейки не даёт. У неё одни трусы стоят, сколько у стариков жрачка в месяц. Она им недоеденную коробку конфет приносит с барского стола, у них праздник. Но она – любимая куся, а я – машинка для печатания денег!

– Знаю, – попыталась остановить её Валя.

– А сын всё себя ищет. На шею посадила. У безмужних баб комплекс, чтоб у ребёнка было не хуже, чем у других. Внука кормить надо? Надо. Невестке халтуру устраивать надо? Надо. А детское питанье знаешь сколько теперь стоит? Скрысила Адка с твоим договором, зато человеком себя чувствуешь! – подытожила Катя.

– Чувствую, – с удовольствием согласилась Валя.

– Мне и за историю с Федькиным брюликом стыдно, я тогда тебя Адке сливала. Федька ж к тебе неровно дышит, даже после того, как ты ему врезала. Всей группе видно. Вот и подумала, ты не устояла.

– Я не устояла?! – аж задохнулась Валя. – Против этого… дождевого червяка?!

– Не перебарщивай, Федька смазливенький. Только теперь получается, ты – Ремедиос Прекрасная, а мы – говно черепашье!

– Ремедиос Прекрасная – это кто? – напряглась Валя.

– Только никому не говори, что не читала Маркеса, – засмеялась Катя.

– Маркса???

– Вот ведь, ни Маркса, ни Маркеса не читала, а в башке всё правильно.

– Кать, лучше скажи, нет ли риелтора?

– Есть одна приличная. Дам ей твой телефон. – Катя сделала многозначительную паузу. – Адка просила тебя сходить завтра на юбилей Курильщикова.

– Так я с ним не знакома. – Курильщиков был известным политическим обозревателем на соседнем телеканале.

– Поздравишь от нашей передачи. За тобой в шесть водила заедет с корзиной цветов, выйдешь на сцену, вручишь.

– Это моя работа или моя любезность? – поинтересовалась Валя.

– В рабочем договоре не прописано, но твой там точно будет.

– Ладно, Вика это любит, – согласилась Валя, услышав про Горяева.

Конечно, как же такой юбилей без Горяева? Перед выборами в Думу он дважды был в передаче Курильщикова.

Водитель отвёз их с Викой в «Балчуг». Достал из багажника неподъёмную корзину с цветами.

– Отпадный муравейник, – оценила Вика интерьер нижнего фойе.

Валя переобулась в гардеробе в выходные туфли, чтоб выйти на сцену с корзиной цветов. К тому же зимние сапоги подпортила дрянь, которой стали посыпать обледенелые тротуары и от которой у Шарика на подушечках лап появлялись трещины, пока Валя, к восторгу матери, не купила ему в комке красные башмачки.

Вика повесила на шею большой фотоаппарат – новогодний подарок Горяева – и выглядела как представительница СМИ. В зале, куда их провели, уже клубилась толпа примелькавшихся известных и богатых. Именинник сидел в кресле, к нему по очереди выходили поздравляющие и вручали подарки в диапазоне от ключей от авто представительского класса до хорошенького тигрёнка на золотой цепочке вместо поводка.

Хозяин ресторана «Восток – дело тонкое» вышел на сцену с тремя полуголыми дивами, исполняющими на ходу танец живота, и вручил кинжал, офигенная цена которого шёпотом передавалась по залу. Хозяин шампанского завода подарил юбилейную бутылку, изготовленную по росту именинника. Потом вышла девушка и звонким пионерским голосом начала:

– Я вот… приехала из Сибири от молодых журналистов… Прислали поздравить Сергея Алексеевича за его вклад…

Потом закашлялась, и зал ждал, когда прокашляется. А она хрипло добавила:

– Заблудилась, в ресторан попала! Там такая еда на столах! И везде живые розы! А у нас в городе торгуют вином из цистерн, и люди в обморок от голода падают…

И заплакала в голос. В повисшей глубокой тишине никто не смог вымолвить ни слова. Только щёлкали вспышки фотоаппаратов.

– Извините! – пискнула девушка и убежала.

– Чёткая чувиха, – шепнула Вика, она вместе со всеми фотографами щёлкала затвором фотоаппарата.

Курильщиков поднялся с кресла, густо обставленного цветами и подарками. Валя удивилась, телевизор брал его по пояс в грамотно сшитом пиджаке, скрывая мощное галифе из жира.

– Это не чёрный пиар, это жизнь! – воскликнул Курильщиков, театрально воздев руки к небу. – И мы трудимся по ту сторону экрана, чтобы она врывалась в информационное поле без всяких прикрас!

Зал зааплодировал с чувством облегчения.