– Сегодня друг друга поздравляют влюблённые, а я вышел в тираж, как ты в прошлый раз объяснила, – ответил он, но было слышно, насколько рад звонку.
– Звоню, как ты любишь говорить, по протоколу, – она пыталась говорить отстранённо.
– Тогда с меня по протоколу букет и подарок, а с тебя свиданье, на котором обойдёшься без митингов. Кстати, что это за бред про летающие тарелки?!
– Напиши Аде в книгу жалоб, – съязвила Валя и положила трубку.
Потом набрала домашний телефон Свена, но там подошла раздражённая Анечка.
– Не знаю такого русского праздника, – сказала она. – А нашего сына зовут Сергей, в честь моего деда.
– Извините, – пошла Валя на попятную. – Свен ввёл меня в заблуждение.
– Мне пора ребёнка кормить. До свидания.
Вика принесла Вале «Сто лет одиночества» Маркеса, и тут же встали все дела. Валя почти не спала ночами, пока не дочитала до конца, и плакала, когда с героями что-то случалось. Книга втянула, всосала её до последней клеточки в жизнь красивых, горячих, упрямых жителей далёкого Макондо.
В финале стало невыносимо страшно, что мощное генеалогическое древо, пустившее корни практически в ядро земли, так странно и горестно иссякло в прожорливых челюстях муравьёв и термитов. И перед глазами встали опустевшие дома бабушкиной деревни Берёзовая Роща.
– Чё разнюнилась? – утешала Вика. – Маркес пишет, типа, в жанре магического реализма. Чтоб всем казалось, что это про них! Врубаешься?
Валя не поняла, что это значит, но долго думала про своё одиночество, одиночество матери, отца, соседей по городку. Про одиночество так и не дождавшейся её бабушки. Захотелось немедленно купить большую квартиру, самовар, чтоб собирать и отогревать за большим столом любимых людей.
И стоило матери уехать на Черёмушкинский рынок, Валя пригласила риелторшу Дину, позвонившую ей от Кати. Это была молодая, со вкусом одетая женщина со сросшимися чайкой бровями, намекающими на южную кровь. Добавить кокетливости и убрать обречённое выражение глаз – была бы безоговорочно красивой.
– Квартирка «не ах». Три плюса – метро, уютненькая и от знаменитости, – прикинула Дина в кухне за чаем. – На четырёхкомнатную придётся сильно добавлять. Вы серьёзно решили?
– Зачем бы я вас звала?
– Каждый второй вызов пустой, почти никто из новых русских квартиры не поменял – ворочают миллионами, живут в халупах, ходят дома в стоптанных тапках. За городом дворцы отбабахали, детей с жёнами туда сослали, навещают в выходные. Жёны там пьют, нюхают, колются, спят с охраной, едут крышей.
– Да что вы?
– Новую квартиру купят – без психиатра переехать не могут. Годами ремонтируют, отстраивают, стены сносят, бассейны и джакузи ставят, унитазы с подсветкой и музыкой. А переехать боятся.
– Почему? – удивилась Валя.
– В большой квартире в каждом углу черти мерещатся. Если и переселятся, годами живут в одной комнате, в другие не заходят. А под вас надо искать шикардос. Есть вариантик у Патриарших, почти даром, но первый этаж, и в ремонте закопаетесь.
– Около Патриарших? – вздрогнула Валя – неужели это про неё?
– Трое собственников: вы, мама и дочка?
– У матери квартира там, откуда я родом. Дочка… у отца прописана, – объяснила Валя.
– Одна у вас всего? А у меня четверо.
– Четверо? На что ж их кормите? Муж богатый?
– Муж объелся груш, – с отвращением поморщилась Дина. – Выгнала. Работу потерял, продукты, мной купленные, детям на дачу возит и требует, чтоб бензин оплатила. Оттого и риелторшей стала, а вообще я инженер.
Квартира, которую пошли смотреть тайно от матери, действительно была близко от Патриарших, на Малой Бронной. Древний дом в глубине двора выглядел крайне задрипанно. С балконов лохмами свисали сосульки, заледеневшая тропинка к подъезду гарантировала переломы, а входная дверь была щедро исписана матом. Однако верхние этажи уже сияли новыми дорогими окнами и перед подъездом выстроились иномарки.
– Сто лет ему, дряхлый, снести хотели, – объяснила Дина. – Но вдруг новые русские стали коммуналки выкупать, кран подогнали, крышу разобрали, деревянные перекрытия поменяли, канализацию, проводку. Подчистую дом выкупят, охрану поставят, асфальт зальют. А вам только полы сделать и решетки на окна.
– На первом этаже живут дворники и лимитчики, – скривилась Вика.
– Я и есть лимитчица, – напомнила Валя. – Сирени насадим, она в окна будет лезть!
Дверь открыла немолодая женщина в одежде, которую, видимо, берегла и потому сверху повязала залатанный фартук.
– Извините, не прибрано, – засмущалась она. – Проходите. Вот самая большая комната – двадцать пять метров.
Назвать происходящее в комнате «неприбранным» было комплиментом. Это был не беспорядок, а бытовой беспредел. Вещи бессмысленно толпились на старой мебели, возле икон на письменном столе, на скатерти обеденного. Не то чтоб было очень грязно, но казалось, жильё принадлежит сумасшедшему, которого не интересует, что каждый предмет должен иметь свою нишу.