– «Дорогая сестра Валентина! – прочитала Валя на гербовой бумаге. – Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его. Приглашаем принять участие в нашей конференции христианского образовательного и просветительского собрания «МАТЕРЬ БОЖЬЯ»…»
– Куда тебе, неверующей?! – осуждающе заметила мать.
– «Семинары по следующим темам. Христианские деловые отношения, бизнес. Христианская маркетология-аналитика. Иметь при себе платежное поручение об оплате организационного взноса. Возможно устройство в хорошую гостиницу за отдельную плату. Председатель оргкомитета Турочкин. Храни вас Господь!»
– Неужто поедешь? – спросила мать уважительно.
– Бабуль, это лоходром, – объяснила Вика.
– Покормила её, она мне всю жизнь свою рассказала. Монашка с юности. Не то что вы, гулёны содомские! – обиделась мать. – Меня б позвали, я б к ним поехала…
А Валя машинально подумала: хорошо, что все деньги в сейфе.
Она ужасно устала на корпоративе. Устала от отвращения. Даже ночью приснилось, как Вован бегает по белой льдине, отнимает у белых медведей чёрные сотовые и пытается отодрать от Лизы привязанную чёрную косу.
А на следующий день отправились с риелторшей Диной смотреть на Профсоюзной очередную квартиру. Узнаваемость сильно мешала, и Дина попросила Валю надеть шляпку и надвинуть на подбородок шарфик. Сама Дина была бледная, похудевшая, но весёлая:
– Теперь как-то легче. Начала новую жизнь, буду себя баловать. Вот куртку новую купила.
Две комнаты в квартире принадлежали старику со старухой, две – алкашкам матери и дочери. Комнаты стариков являли собой стерильную бедность. Новизной сияли только два огромных холодильника, остальное прожило со стариками всю жизнь. Старуха пожаловалась, плотно закрыв дверь:
– Никакого спасу. Раньше мать работала продавщицей, чистенькая была, аккуратненькая. А дочка сразу не задалась, сызмальства с мужиками тёрлась. Они и споили.
– Со всего района к ним пьянь ходит! – подхватил старик. – Милицию вызывай, не вызывай. Они их выставят, через день шобла опять тут. На даче круглый год живём, чтоб их, тварей, не видеть. И в дождь, и в холод на даче.
– Они продавать согласны? – вмешалась Вика.
– Когда трезвые, согласны. Сегодня трезвые, у них денег ни копейки, – закивала старуха. – Дом старый, потолки высокие, квартира тёплая, двор зелёный, воздух чистый. Магазины кругом.
– Пошли к алкашкам, – предложила Дина.
– Запах там, но это вымоется. А уж обои поклеить – дворец, – старуха засеменила к дверям комнаты соседей и постучала.
– Не поеду никуда! – заорал из-за двери хриплый женский голос.
– Ничего, ничего, заходите, – закивала старуха.
В просторных смежных комнатах стояли кровати, заваленные тряпьём, и отчётливо пахло мочой. На полу лежала пьяная костлявая женщина неопределённого возраста, из носа у неё текло, размазываясь по нижней части лица. Она оттирала это рукавом драного халата и просила детским голосом:
– Мам, гони их, гони! Не поеду никуда, не поеду!
Возле окна на диване, не снимая обуви, спал бомж, у ног которого свернулся пушистый котёнок. За столом сидела другая костлявая женщина неопределённого возраста. Глаза у неё были мутные, волосы как пакля, ситцевое платье на груди порвано и залито чем-то красным.
Собственно, это красное и стояло на столе одной недопитой бутылкой и двумя пустыми под столом. А непритязательная закуска заветренными кусками темнела с тарелок. Сросшиеся брови Дины чайкой вспорхнули на лоб.
– Опять двадцать пять! Аля, я покупателей привела! Ты обещала, Аля! – заискивающе обратилась старуха к сидящей костлявой и обернулась к Вале с Викой. – Не стойте в дверях, через порог нельзя, примета плохая.
Но тут уже было не до примет. Костлявая повернулась, сидя на стуле, уставилась на группу в дверях, икнула, хлопнула ладонью по столу, отчего подпрыгнули стаканы:
– Двухкомнатную в центре! В кирпичном доме! И точка!
– Уже нализалась! – развела руками старуха. – Когда ж успела-то?
– Будет двухкомнатная, Чижик на моей Таньке женится, – она показала пальцем на бомжару. – Я ж скоро помру…
– Их выкидывать – бандюков нанимать, чтоб пару рук-ног переломали, ещё штука баксов, – буднично заметила Дина. – Извините, но я их трезвыми видела. Прибрано было. Когда всё засрать успели?
– Как трезвые, всё моют, даже лестницу! Извиняются целый день! – подтвердила старуха. – Час назад были нормальные. Видать, Чижик бутылки принёс.
– А Чижик им кто? – спросила Валя.
– Свою комнату пропил, к ним прибился.
– Не поеду никуда, – вяло откликнулась с пола Танька. – Дед с бабкой помрут, мы с Чижиком их комнаты займём.
– Раньше нас от водки своей помрёшь! – возмутилась старуха. – Мы с дедом весь год на свежем воздухе на полезном труде! Сто лет проживём!
– Жадные! – ответила Танька с пола, грозя худым грязным пальцем. – Всё лето огород копают, банки крутят. Жрут своё, а пенсию складывают.
– Тебе что до наших пенсий?! – завопила старуха.