То есть обладают его сотовым, за который другие готовы продать родину. Это выглядело точно как у дворовой шпаны в её городке, когда те хвастали, что знакомы с кем-то из отсидевших.
– Волынское, Косыгина? – покачала головой Ада. – Горяев рехнулся светить тебя перед выборами?
– По-другому нет времени.
– То-то лахудрой ходишь. Ухоженные бабы только косметичками и востребованы, а тем, кого трахают, привести себя в порядок некогда, – подняла Ада выщипанную бровь.
– Почему лахудрой? Просто по вашим салонам не хожу, деньги не палю, – подчеркнула Валя.
– Конечно, ты же у нас полевая фея! А я заскакиваю в Волынское перетереть с Олегом Вите о том, что происходит в стране.
– Сама не понимаешь?
– У меня мозги перекошены, чтоб понимать, а он ведущий эксперт. Женился на писательнице Арбатовой, привёз её в Волынское. Она там тоже что-то пишет для программы.
– А говорили, что там женщин нет. И ни одной конфеты на всё Волынское.
– Это правда, езжу со своим шоколадом. Как бы, кормлю им Олега, он вегетарианец, а шоколад ест тоннами. Зато какая там выпечка по старым советским рецептам!!! – Ада аж зажмурилась от удовольствия, вспоминая десертное меню правительственной рабочей дачи. – Пора нам, Лебёдка, лепить передачки с нестыдными доверенными лицами, завтра сбросят список. Все равны, как на подбор, с ними дядька Черномор!
– Кто в списке?
– Никулин, Хазанов и другие ковёрные, – хихикнула Ада.
Вика в этот день рано пришла из института и зачитала Вале с матерью вслух газету:
– Игорь Сукачёв сказал: «Жареным запахло в очередной раз. Приход Зюганова стал очень реален, это будет очередная кровавая мясорубка».
– Сукачёв – это шпанистый такой, с цигаркой? – уточнила мать.
– Ага, а мы с Центнером в чат по фестивалю «ПАЦИФИК» и клуб «Наутилус» тонну ёлкинской агитации вбахали, – похвастала Вика.
– Молодцы, – одобрила Валя.
– Тебе Максим Серов привет передавал.
– Где ты его видела? – насторожилась Валя.
– Герле с моего курса медсправку делали.
– Почему Мишу не попросила?
– Папка – честный лузер, справок за бабки не пишет, – напомнила Вика.
Ой, как Вале не понравилось всплывшее имя Максима Серова, думала, ВГИК отвадил Вику от Максима. Хотела поговорить об этом подробней, но тут, проезжая мимо, зашла Юлия Измайловна с похорон. Вся чёрная, вся в чёрном. Села в кухне, не разматывая шарфа на шее, объявила каким-то официальным тоном:
– Трагически погиб правозащитник Кронид Любарский!
Повисла пауза. Адекватней всех повела себя мать, полезла в шкаф, достала настойку, рюмочки:
– Помянуть бы надо… А кто он вам?
– Один из постоянных авторов «Хроники текущих событий», распорядитель Фонда помощи политзаключённым, председатель московской Хельсинкской группы, – всхлипнула Юлия Измайловна.
– Вот горе-то! – засуетилась мать, не поняв ни слова, и перекрестилась. – Закусочки сейчас соберу.
– Мне очень жаль, – сказала Валя, тоже не поняв, о ком речь.
– Крутой… – вздохнула Вика.
– Уходят лучшие. Можно сказать, конец прекрасной эпохи, – пожаловалась Юлия Измайловна после поминальной рюмки. – Люди забывают их имена и то, за что они боролись. Бог знает, кто займёт их места.
– Раз забывают, значит, то, с чем они боролись, больше не пугает? – осторожно спросила Валя.
– Вы видели новый состав Комиссии по правам человека при президенте? – оскорблённо спросила Юлия Измайловна. – Ну, Фазиль Искандер, это ладно. Но там список коммуно-кагэбэшных выкормышей! Хотите, чтоб я после этого голосовала за Ельцина?
– Выбора нет, – мягко отозвалась Валя.
– Вы всё-таки не до конца понимаете, что такое хам при власти! – покачала головой Юлия Измайловна. – С моим мужем сидел пожилой человек. Рассказывал, как хамы веселились в деревнях при раскулачивании. Ловили кулацкую дочку, завязывали подол над головой, вставляли в причинное место шишку и водили по улице. И никто не заступался, все их боялись!
– Фигасе! – вырвалось у Вики.
– А у нас в Прялках, в деревне моей, сказывали, что комсомольцы на Крестный ход брали доску, на которую несколько дней… срали! – встряла мать. – А потом из-за забора сбрасывали прям на идущих на Крестный ход!
– Самое страшное, что никто не заставлял их это делать, – подчеркнула Юлия Измайловна. – Их просто слишком во многих поколениях до этого пороли, и октябрьская революция – не революция в прямом смысле, а победившее пугачёвское восстание. В них накопилась злоба, и большевики только сказали «фас»! Извините, что без приглашения. Хотелось вас увидеть.
Она резко встала и пошла к двери. Валя, Вика и мать бросились за ней, уговаривая ещё посидеть.
– Не буду портить вам вечер, – твёрдо сказала она. – Но если со мной что случится, все мои книги заберёт Вика!
– Юлия Измайловна, что вы такое говорите?! – заорали они втроём вслед.
– Незвано пришла, запах смерти по углам развесила, – заворчала мать, убирая со стола. – Беда-то не приходит одна, смерть-то звать нельзя, услышит…
– Ма, ты как ребёнок, – возмутилась Валя.
А через два дня позвонил Тёма, сказал, что умерла профессорша.
– Накликала учительша твоя, – подняла вверх палец мать.