Пирамиды роста

– Сынок, есть проблема. Кто-то был в казённой даче, точнее, в спальне. И, как в сказке «Три медведя», помял её!

– Пап, я давно совершеннолетний, – возмутился мужской голос.

– Но если ты сделал это вчера – горничная уволена, – сообщил Горяев.

– Сегодня. Часа в два. А ты хочешь, чтоб я для этого снял квартиру?

– Я не о тебе, а о горничной, – настаивал Горяев.

– Пап, что за финты? С коррупцией борись, а не с горничными! – повысил голос сын. – А, кстати, ты там что делаешь?

– К Филиппову на дачу заехал на совещание. У меня и ключей с собой нет. Шёл мимо – шторы открыты, постель в лоскуты. Охрана небось на порнофильме сэкономила.

– Извини, пап! Про шторы не подумал!

А Валя хохотала, упав на диван. Она не предполагала, что такой важный человек будет, оправдываясь перед ней, врать сыну.

– Довольна? – спросил Виктор.

– Я не довольна, я – счастлива! Во мне каждая клетка звенит от счастья!

К Валиному возвращению мать подготовила обиженное лицо, обвязанную шарфом голову и демонстративно гладила бельё в двенадцать ночи.

– Голова болит? – спросила Валя. – Ложись, полечу.

– Как шалава, под утро приходит. Бордель, а не дом, – бурчала мать. – Девчонку под борова подложила, и сама под такого же!

– Хочешь контролировать мою личную жизнь?

– Личная жизнь без штампа у одних проституток, – вскрикнула мать. – За Свеню не пошла, чтоб со стариком на «Чайке» позориться!

– «Чайки» были при Брежневе. Ты у нас зато была со штампом, когда на мороз в ночнушках бегали, чтоб отец не убил… – напомнила Валя.

– Дураку хоть кол теши, он своих два ставит! Обзвонилась тебе тут баба. С фамилией как Гитлера звали. Адольф, вроде.

Перезванивать Рудольф в такое время было неудобно, но та, не церемонясь, сама позвонила на городской телефон:

– Не спишь, Лебёдка? Назавтра студию под пилот выкроила. И Славка пообещал. Чеши к двенадцати на центральный подъезд, бегом снимем.

– С самим Славой Зайцевым? Да я помру со страха! – И Вале снова показалось, что её с кем-то перепутали.

– Не пыли, Лебёдка, умирают на первой передаче, а ты уже две пропахала. Шмотки на тебе будут Славины, он как раз шьёт на телеграфные столбы.

В связи с отъездом Вики и Эдика «Центр «Валентина» закрылся на каникулы. Валя была совершенно свободна и похвастала матери за завтраком:

– Снимаюсь сегодня с самим Славой Зайцевым!

– А ты, доча, спроси, правда, что ль, он из Иванова? Я ж туда молодкой ездила опыт перенимать, – поделилась мать.

И Слава Зайцев мгновенно перестал быть страшным и недоступным, а превратился в своего парня из маленького города с ткацкой фабрикой.

Взволнованная торжественная Рудольф встречала в трикотажном оранжевом балахоне, увешанном кораллами, что делало её похожей на катающийся по студии апельсин-королёк.

За ней хвостом ходил автор студийного дизайна, тот самый художник. Он действительно был хорош собой – умоднённый белокурый парень с совершенно детскими глазами.

– Знакомься, Лебёдка, это Федя Кардасов, – громко представила Рудольф художника Вале, скривив губы в оранжевой помаде. – Тот самый, что студию изговнял.

– Ада, зачем вы меня всё время дискредитируете? – ещё громче возмутился он, словно никого, кроме них, здесь не было. – Сделал, что вы просили. И, заметьте, не ради денег. У меня фильм из-за вашей передачи стои́т.

Иван Корабельский в дорогом костюме озабоченно бегал по его «берёзовой» студии и отдавал команды.

– Корабельский, пусть посмотрят пушку, чтоб опять на съёмке не закапризничала, – крикнула Ада и повернулась к художнику. – Федя, вы меня задолбали. Делаете вид, что я вас палкой вокруг стола гоняю. Зачем вы припёрлись сегодня? Вы, как бы, сделали нашему роману аборт, а теперь липнете, как жвачка к челюсти!

– Я пришёл потому, что студия – моё детище. Если уйду, ваши опричники залепят её похабной рекламой, а за картинку отвечаю я, – ответил Федя, и интонация склоки намекала на то, что решаются вовсе не производственные проблемы.

– Ох, Федя! Сколько от вас лишних слов и звуков! Всё-таки есть в киношниках что-то декадансное, – покачала головой Рудольф. – Из-за этого от вас в студии запах проваленного проекта. Лебёдушка, выбери с Катей Славины шмотки.

Валя нашла Катю, отчитывающую в коридоре молодого парня:

– Мне эти тряпки нужны? Да у меня сто свидетелей, что ваши занавески ко времени не поспели! Мне всё равно на чём! Хоть на вертолёте! Одолжите у Лужкова вертолёт и доставьте! Мы из-за вас не будем съёмку задерживать!

– Кать, сказали выбрать костюм, – позвала Валя. – Я не знаю, как.

– Иду, – ответила та и снова переключилась на парня. – Приедет Слава Зайцев, а мы ему: «Сорри, маэстро, съёмка задерживается, потому что гондоны-спонсоры не довезли свои занавески! Посидите, маэстро, подождите пару часиков!»

– Да привезут!!! Уже везут!!! – уверял молодой человек.

В пыльной обшарпанной артистической висели костюмы в полиэтиленовых чехлах, и сидела скучающая девица. Она надувала губами белый пузырь из детской жвачки и раскачивалась в ритме звучащего по радио хита: «Дым сигарет с ментолом, пьяный угар качает, в глаза ты смотришь другому, который тебя ласкает…»