Пирамиды роста

По Останкино бегало много кошек. Котят сюда притаскивали в сумках и потихоньку оставляли, а сердечные сотрудники ставили для них коробки с песком и кормили.

– Останкинская. Они все меня признают. А эта – трёхцветная, счастье приносит. Только её надо для этого погладить. Кошек гладить – это как богу молиться.

Вбежала запыхавшаяся Катя, прижимая к груди бутылки воды:

– Спонсорская вода «Святая»! Пей почаще, можешь бутылку взять в руки и вертеть ею. Потом по секундам посчитаем, сколько ты ею в кадре навертела.

Антонина Львовна осторожно зашила на Вале юбку, взяв в рот нитку, «чтобы не пришить память». Сидеть в зашитой юбке было неудобно, ходить ещё хуже. Валя семенила, как древняя японка.

– Чеки за туфли давай, чаю попей и давай сценарий разберем. Львовна, налей ей чаю с мармеладкой, – попросила Катя. – Губы, Валь, не порти, губы она тебе хорошо сделала, рот пошире раззявь и мармеладку туда целиком. Главный гость – юрист. Чего такая вялая? Ты ж должна быть свободная! Символ России, встающей из пепла!

– Кать, ну какой ещё символ России? Прошлый раз в распоротом платье и туфлях чужих, на размер меньше, – проворчала Валя. – Теперь юбка зашита, не знаю, как в ней до студии дойду!

– Священник руку подымет, сразу слово давай. Родителей, которые против сект борются, держи в узде. Смотрю, уже не дрожишь, уже как настоящая. Всё же глаз у меня – алмаз, – подвела итоги Катя. – А то б всю жизнь в массажистках промудохалась!

У входа в студию стояли Ада с Федей, Ада попросила:

– На священника, Лебёдушка, матом не ори. Он, как бы, полный козёл, но ничего лучше церковь сегодня не прислала.

– Валентина не должна выбирать одежду без меня, – поморщился Федя. – Эта блузка никуда не годится.

– Послушайте, Фёдор! – рявкнула Валя. – Оставьте меня в покое!

– Во-первых, не Фёдор, а Федя. – поправил он, тряхнув волосами. – Федя Кардасов! Потому что я европеец, Валентина Владимировна! А ваш костюм – моя репутация. Не зарплата, заметьте. Я достаточно зарабатываю в кино, а телевидение – мой каприз.

– На колу мочало, начинай сначала, – взвилась Валя и добавила, глядя Рудольф в глаза: – Ада, я ему опять врежу!

– Я совсем не против, – съязвила Рудольф. – И вообще, баритон – это переходная стадия от тенора к человеку.

«Берёзовая» студия показалась совсем родной. В первом ряду сидели торжественные Вика, Соня, Юкка и здоровенный разъевшийся батюшка. Валя села в своё кресло, зрители захлопали.

Соня засияла от гордости, и Валя впервые в жизни почувствовала себя девочкой с бантом, которую ставят на табуретку при гостях, чтобы читать стишок, а родители поправляют бант. Ведь в детстве у неё не было ни банта, ни табуретки, ни нормальных родителей.

После мармеладок Антонины Львовны хотелось пить, и Валя налила себе воды.

– Бутылку, бутылку поверни! – заорала Катя. – Этикеткой к камере!

Подбежала и вырвала из рук у Вали полный стакан:

– Куда перелить?

– Выпей, – раздражённо посоветовала Ада.

Катя машинально начала пить воду, осилила полстакана и выплеснула за задник декорации, откуда выпрыгнул пожилой мужчина и завопил:

– Куда плещете? Мозги-то есть? У меня там провода! А если всё это на х… замкнёт?! Вы отвечать будете?!

– Тишина в студии! – гаркнула Ада.

– Вы тут сняли и ушли, а мне за провода отвечать! – продолжал орать мужчина.

– Уберите его, или отменю съёмку, – пригрозила Ада.

– Дядя Гоша, в табло дам! – огрызнулся Корабельский, выйдя из режиссёрской зоны.

– Дядя Гоша тут сорок лет за провода отвечает! В табло он мне даст, щенок! – ворча, ушёл пожилой мужчина за задник.

Валя налила воду этикеткой к камере, выпила и улыбнулась:

– Здравствуйте, с вами передача «Берёзовая роща» и я, Валентина Лебедева. Лев Николаевич Толстой писал: «Самое важное – нужно уничтожить все стеснения религиозной свободы. Нужно уничтожить все те законы, по которым всякое отступление от признанной правительством церкви карается как преступление».

– Аплодисменты! Третья камера! – скомандовала Рудольф, и зал захлопал.

Особенно старались Вика, Соня и Юкка.

– Наш сегодняшний гость – доктор юридических наук, религиовед Сергей Михайлович Островский.

На подиум поднялся очень маленький мужчина в очках с толстыми стёклами и в ботинках на толстой подошве. Валя с высоты своего роста не воспринимала мелких мужиков. Эталоном красоты для неё был Горяев – под два метра, косая сажень в плечах, седые виски и царственная осанка.

– Здравствуйте! – сказал Островский и утонул в кресле, как Дюймовочка в скорлупке грецкого ореха.

– Сегодня мы поговорим о том, что является компетенцией государства, что является компетенцией церкви, отделённой от государства, и что является компетенцией правозащитного движения, – с разбегу выговорила Валя, заглянув в сценарий. – Недавно Палата по правам человека Политического Консультационного Совета обсудила документы МВД и Минздрава…

– Стоп! Стоп! Стоп! – закричала Рудольф. – Кать, послушай этот текст ухом, а не брюхом! Лебёдка, скажи по-людски, чтоб было понятно матросу и солдату.