Пирамиды роста

– Запомни: поссорилась с гримёром – будешь страхолюдина, поссорилась с оператором – будешь старуха. Есть анекдот: новичок-оператор говорит опытному: «Видел твою новую бабу – страшная как чёрт». А опытный отвечает: «А это смотря как свет поставить!»

– Не умею ходить к ним с бутылкой.

– Королевы и то платили палачу, чтоб он их после гильотины не трахал, – сделала Ада заезд в историю. – И у тебя корона не свалится.

– Как можно трахать после гильотины? – Валю аж затошнило.

– Мечта любого мужика – трахать бабу без головы! – хохотнула Ада. – Приезжай завтра в два, расскажу, как ездила с Федюней, и немолодые груди воспряли в руках умельца. Ну и про дела. Снимаю в нашей студии.

На следующий день Валя поехала в Останкино на метро, прикрыв лицо шляпкой и тёмными очками. Без этой конспирации, неуместной по сезону, народ начинал то щуриться, пытаясь вспомнить, откуда её знает, то стыдливо улыбался от счастья.

– Прикинь, это грёбаная тёлка… ну, что про сектантов бакланила! – завопил на улице парень другу.

– Вы правда Лебедева? – подошла женщина на улице.

– С головы до ног, – отшутилась Валя.

– Не понравилась мне ваша вторая передача, – оценивающе разглядывала женщина Валю. – И вообще, вам бы стрижечку хорошую!

– Не нравится – переключите.

– И переключу! – с досадой ответила женщина.

Теперь Валя стрелой проскакивала подземные переходы метро, в которых клубилась жизнь: газеты, новости, торговля, бомжи, попрошайки, цыгане, бездомные собаки. Но именно в переходе ей, замаскированной шляпкой и очками, девушка всучила туристический проспект.

В нём было приглашение в Рускеалу. И ещё был рассказ, что мрамором Рускеалы отделан не только Исаакиевский собор, но выложены полы Казанского собора, подоконники Эрмитажа, рамы окон Мраморного дворца, фасадная стена Михайловского замка, а ещё питерские станции метро «Приморская» и «Ладожская».

Валя в очередной раз вспомнила слова Льва Андроновича, что нужная информация сама найдёт к вам дорогу и напомнит о важном. Она понимала, что туристический проспект хочет ей что-то подсказать, но не было времени понять, что именно.

Валя обожала метро, но теперь, оказываясь там в качестве экспоната, стала ездить в кабинет на троллейбусе. Это было дольше, но проще прошмыгнуть через салон и встать к пассажирам спиной. А метро работало как выставка, между остановками у людей столько времени, что в скафандре опознают.

Раньше думала, популярность – это приятно, а на деле получалось, словно всем прохожим раздали ключи от её квартиры, заходи, будь как дома. Для интровертной Вали это было очень чувствительно.

А тут ещё Свен пригласил поужинать, чтобы пожаловаться на Аню, и к ним за столик рухнул пьяный приезжий с северов, требующий выслушать всю его биографию с отсидками и работой вахтовым методом.

Администратор с официантом еле выставили его в другой зал.

– Я имел предупреждать, Валья, – напомнил Свен. – Телевидение делает из человек общая собственность!

На улице то подходила девочка за автографом, то женщина просила телефон, чтоб излить душу. То мужчина выпрыгивал из автомобиля, совал визитку, подмигивая, мол, останешься довольна. Во время съёмок и приёма в кабинете люди ещё хоть как-то соблюдали политес, но на улице словно с цепи срывались.

Валя приехала к Аде в Останкино, вошла по выданному наконец постоянному пропуску, поднялась на свой этаж, хотела заглянуть в костюмерную к Антонине Львовне, но у двери стояли два бритых громилы в адидасовских костюмах.

– Туда по-любому нельзя, – буркнул один.

– Что-то случилось? – не поняла Валя.

– Пока ничего, – хмыкнул второй.

Валя, недоумевая, пошла в студию и не узнала её. Задник был разрисован старинными европейскими домишками, к окошкам которых прилепили ящики с искусственными цветами.

– Привет, Лебёдка, – помахала ей Ада. – Ослеплена дизайном?

– Неужто Федя нарисовал? – удивилась Валя.

– Нет, сюда наняла профи.

– Что за бандюки пасут костюмерную? – спросила Валя.

– Тссс, – прижала Ада палец к губам. – Потерпи пять минут, мне надо снять, как бы, искрометный публичный дом!

– Канкан – не публичный дом, а классический танец французских прачек, – поправила из глубины зала надменная худая женщина, в которой за километр угадывалась балетмейстерша. – Но мы добавили в номер партнёров.

– Для цирка тонко! – фыркнула Ада.

Тут в студию вошёл один из громил, за ним цепочкой потянулись девушки в пышных юбках и молодые люди в ярких лосинах. Замыкал цепочку второй громила.

– Пробуем вполноги. Бережём силы для камеры. Просто обозначаем, – скомандовала балетная, выйдя к пришедшим. – Встали. В студию это не влезет, строим по диагонали.

– Как уходим? Вправо? – спросила девушка из первого ряда.

– Вправо будет грязно. Может, поклон развести? Впрочем, нет, просто уходите, тряся юбками.

Дали канканную фонограмму. И танцоры начали не то чтобы танцевать, а рассказывать про танец руками и ногами. А громилы встали у входной двери.

– Где же искромётность? – шепнула Валя Рудольф.