– Вы вторично оскорбили даму. Вынужден дать вам в морду сразу после съёмки! – сказал Горяев голосом, не оставляющим сомнения в обещанном.
Тут Рудольф вышла из ступора и заголосила:
– Это ж платный провокатор, я его уже с другого эфира выкидывала! Охрана! Почему этот х… ещё в зале?
Катя с двумя охранниками подлетели к длинноволосому, охранники завернули ему руки и потащили из студии.
– Так они затыкают рты! Так они прячут правду! – орал парень, неохотно сопротивляясь.
Народ бурно обсуждал потасовку, и Валя еле успокоила студию, чтобы сказать финальные слова. Казалось, все поверили провокатору и смотрят на неё как на одну из шлюх, пританцовывающими походками которых усеяны студии и коридоры Останкина.
Так что, отговорив текст сценария, она резко объявила:
– Не собираюсь ни перед кем оправдываться, но у меня нет своих детей. Я живу с мамой и приёмной дочкой, и её фамилия не Горяева, а Сизова!
А старушка, что пела частушку о толстомордости власти, выкрикнула:
– Никто и не верит! Почто тебе такой старик? Тебе молодой нужен!
И тут уже Горяев с трудом удержал лицо.
– Что ты на каждого поца реагируешь? Всё, всё, всё! Нас бомбили, мы спаслись! – закричала Рудольф, словно боясь, что Валя наговорит лишнего. – Теперь «Ситцевая Россия»!
И кампания артистов выпрыгнула на сцену, оглушив попсовым исполнением «Во поле берёза стояла».
– Умница, Лебёдка! Про бабушку без паспорта просто бриллиант! – зашептала подбежавшая Ада. – Придержи Горяева в моём кабинете.
Валя поманила Виктора, и они пошли в сторону кабинета Рудольф.
– Думала, в этот момент со стула грохнусь, – призналась Валя.
– Разве это компромат? Это, считай, мышь чихнула! И не на прямом эфире, а на записи.
– Хорошо, Вики не было. Она б драться полезла.
– Обещал дать в морду, но это надо делать под камеры.
В кабинете, как всегда к концу передачи, был накрыт стол.
– Чай? Кофе? Коньяк? – засуетилась секретарша.
– Кофе, – попросил Горяев. – И салфеток, снять грим.
– Подождите, Виктор Миронович, гримёршу приведу, – предложила секретарша.
– Тебя б попросил морду мне смыть, – усмехнулся Горяев Вале. – Но вломится урод с фотовспышкой и большие бабки за эту фотку срубит!
Валя вспомнила, как увидела его в передаче Горбушкиной именно в гриме. Казалось, с тех пор прошла целая жизнь, и в той жизни она жила с завязанными глазами и верила, что Волга впадает в Каспийское море.
В этой жизни Волга тоже впадала в Каспийское море, но это совсем ничего не означало. Тогда грим делал его далёким и недосягаемым, а теперь наоборот. Тогда она не могла броситься ему на шею, потому что не верила своим глазам, а сейчас – потому что шли выборы.
– Должна была сидеть с холодным носом. А ты то глазела на меня, как кошка на сметану, то грязью поливала, – сказал он, глотнув кофе, совершенно отстранённо, словно обсуждал посторонних. – И убедила страну в наших отношениях. Хотя для выборов это даже неплохо.
– Сердце не камень, – ответила Валя, глядя в сторону.
Ещё не хватало, чтоб он её отчитывал.
– Познерами не рождаются, Познерами становятся. Года через два тебя можно будет употреблять для политики, а пока очень сырая.
Влетела Рудольф, велела секретарше никого не пускать:
– Скажи народу, у Лебёдки истерика. Пусть через двадцать минут приходят!
– Поумней ничего не придумала? – одёрнула её Валя.
– Да брось ты, – подмигнула Ада. – Виктор Миронович, ну хорош, ну красив! Качалов с Мочаловым! Все девочки в зале захотели вас с нездешней силой!
– Там были одни бабушки, – парировал Горяев.
– Родненький, спасайте! Не передачу сделаю, а конфетку в хрустящей бумажке – ни себя, ни Валюшу не узнаете, – Ада опёрлась на стол перед ним, глаза её подернулись дымкой.
– Надеюсь.
– В ответ просьбочка! Одна фирмочка, как бы, личинка, насекомое, а не фирмочка, но мешает хорошим людям. Вот все бумаги, их надо только сами понимаете у кого подписать, – Ада взяла со стола и придвинула к нему большой конверт.
Горяев невозмутимо отодвинул конверт:
– Принесёте после выхода передачи. Я посмотрю.
– Утром деньги – вечером стулья? – удивилась она.
– А, кстати, вы уже платите ведущей или что-то мешает?
– Так уже на следующих съёмках договор подпишу, – засуетилась Рудольф, хотя до этого дала понять Вале, что это будет сегодня.
– Почему ты лезешь в мои дела? – не выдержала Валя.
– Потому что я твоя крыша. И все должны это помнить! – грубо объявил он, глянул на часы. – Ну, всё, девчонки! У меня переговоры!
Встал, демонстративно поцеловал Валю и вышел, так и не стерев грим.
– Д'Артаньян, бляха-муха! – воскликнула Ада, нервно глотнув коньяку, и скомандовала: – Не рассиживайся, иди пожри, тебе вторую передачу пахать.
– Отпашу, – огрызнулась Валя и пошла переодеваться для столовой из рекламного костюма в свою одежду.
С одной стороны, демарш Виктора ограничивал её самостоятельность. С другой – было приятно, как он пнул Аду, ведь Вале было сложно разговаривать про деньги. С больными понятно: приём стоит столько-то для богатых, столько-то для бедных, бесплатно для нищих, а о здешней зарплате даже не с кем посоветоваться.