Пирамиды роста

Виктор сумел заметить это и привычным жестом навести порядок. И было смешно, что мизансцена выглядела точно как у Тёмы с рэкетиром Огурцом, разве что бескровно.

Костюмерша Антонина Львовна и трёхцветная кошка, мирно слушающие допотопное радио, приветливо обернулись на Валю в артистической:

– Костюмы разложила, подгладила, ярлычки сняла. Богато вещи шьют. Только натуральной материи мало, как не к телу надевать.

– Спасибо, – ответила Валя, быстро переодеваясь в свою одежду, чтобы сходить в столовую.

Пока шла туда, нарвалась на сто человек. По глазам было видно, что читали или слышали, что у неё отношения с Горяевым. В столовке громко болтали, за соседним столиком сидели несколько изысканных дам.

Одна из них, с удивительно знакомым лицом, рассказывала:

– Представляете, девчонки, первый раз выступаю в Кремлёвском дворце съездов, ещё при Хрущёве… Пока шла до сцены, четыре раза проверили документы. А я студентка, всего боюсь. Выхожу, а там за накрытым столом Хрущёв, а перед ним на блюде фазан с хвостом! Чуть не умерла со страху, но как-то спела. Проходит полгода, снова выступаю в Кремлёвском дворце. Опять четыре раза документы проверяют. Опять выхожу на сцену, а предо мной за накрытым столом уже Брежнев. А перед ним на блюде всё тот же фазан с хвостом!

Они были такие лёгкие, свободные, смешливые, красивые, словно сделанные из другого материала, чем Валя. Мимо прошёл незнакомый артист в гриме, воскликнул:

– Голубкина, привет! Ты всё хорошеешь!

Валя вздрогнула. Это ж была самая настоящая Людмила Голубкина, любимая артистка её молодости! Элегантное платье, рассказ про фазана, годы, не властные над очарованием… А я тут кисну из-за платного провокатора. Представляю, сколько всего этого было у неё, подумала Валя.

В гримёрке сидела какая-то левая девица, а стильный парень, которого Катя назвала иностранным словом, которое Валя забыла, укладывал девице волосы и извинился:

– Одну секунду!

Валя кивнула.

– Я ж моложе его кошёлки на 20 лет, – продолжила девица, видимо, не узнав Валю. – Ему и хочется, и колется, а я просто так не даю, всегда с капризами.

– Одна девушка написала в журнал: я ему не давала, не давала, а потом подумала, пусть подавится, – развеселил их гримёр.

– Типа того, – согласилась девица. – Конечно, и так могу с ним жить. Но лучше быстро залететь, экспертизу и баблосики алиментов. А если подстрелят, на ребёнка долю имущества!

– Постоянная клиентка, у неё ответственное свиданье, – виновато признался гримёр, когда Валя заняла место девицы.

– А как она в Останкино прошла? – удивилась Валя.

– Разовый пропуск сделал, чтоб к ней не тащиться. Только меня не выдавайте! К таким домой ездить пытка, сперва заставят выслушать весь свой бред, потом покажут все купленные тряпки, потом пытаются тащить в постель.

– А чем такие девушки занимаются? – спросила Валя.

– Старыми глупыми мужиками. Такого наслушался, что женюсь только на сельской учительнице.

– И правильно!

– Кожа у вас пересушена. Чем грим смываете?

– Мылом, – удивилась вопросу Валя.

– Грим надо смывать пеной для бритья, в ней всё для кожи продумано.

– Готова? – заглянула Катя. – Депутат Моржов уже пришёл, обласкай парня.

– Иду-иду, – Валя не то что бы отдохнула после первой съёмки, но словно перенастроилась. – Моржов из той же команды, что и Горяев? – спросила она Аду, зайдя в студию.

– Не сравнивай кислое с шершавым.

– Виктор неискренний перед камерой, – заметила Валя.

– Как говорил Михаил Шолохов: «Мы пишем по указке наших сердец, а наши сердца принадлежат партии!» – процитировала Ада.

– Не вывела его на чистую воду, а Моржова попробую.

– Чистая вода у нас по рекламе в бутылках, а депутаты у нас, как бы, по другой рекламе. Далеко от сценария не гуляй!

– А тот мужик правда провокатор?

– Да, он у нас уже крутился. Обычно баб нанимают. Самые эффективные училки, продавщицы – у них глотка лужёная. За день по разным студиям зарабатывают столько, сколько на работе за месяц, – пояснила Ада.

Если на съёмку с Горяевым Валя оделась поскромнее, то к Моржову, осмелев, вырядилась в пух и прах.

– В начале года за чертой бедности проживало больше сорока миллионов, к концу года всего пятнадцать, – энергично говорил улыбчивый Моржов. – Коммунисты красиво говорят, но не объясняют, где брать деньги. Они привыкли брать деньги в тумбочке.

После вальяжного Горяева, покрытого номенклатурным лаком, он смотрелся комсомольским горлопаном. Открытым, азартным, словно только что вернулся с БАМа агитировать ехать на стройку знаковой магистрали.

– Народ устал от неопределённости и реформ! – вставила Валя не по сценарию.

– А кто ж не устал от реформ? Многие разочарованы рыночными реформами и приватизацией, но не потому, что они враги частной собственности, а потому, что хочется иметь работу и достаток сейчас.

– Да посмотрите, всё продано! Всё американцам продано! – неожиданно взревел здоровенный мужик из первого ряда. – Один Владимир Вольфович за народ! Посмотрите вывески: «Самсунг», «Макдональдс», «Бош»! Где русские слова, русские товары, русские песни? Всё уничтожили!