Пирамиды роста

– А у вас телевизор наш или импортный? – спросил Моржов. – Правильно, и у меня импортный. Пока не умеем делать хорошие телевизоры, нечего стыдиться, что покупаем иностранные.

– Ножницы! Пошёл покупать ножницы! Нет русских ножниц! – не останавливался мужик. – Ножницы и то японские! Скажите мне, ножницы японцы изобрели, что мы у них покупаем?

– Скажу по секрету, ножницы изобрёл Леонардо да Винчи, – улыбнулся Моржов. – Но при коммунистах мы не только ножницы, мы зерно закупали, потому что не умели сохранить своё.

– Вы украли у стариков деньги, отложенные на похороны! Вы начубайсили народ! – закричала тетка сбоку. – Зюганов сказал, ваша приватизация – чистый криминал!

– А я Зюганова постоянно вижу в «Палас-отеле», где мороженое стоит сорок долларов. И костюмчик на нём за несколько тысяч долларов. Передайте это обворованным старикам!

– То есть Зюганов вписался в капитализм? – успела Валя вставить вопрос из сценария.

– Ещё как! Я бы тоже хотел знать, где золото партии. Почему его не получили простые партийцы, честно платившие партвзносы и строившие в вечной мерзлоте новые города? – сверкнул глазами Моржов.

Про мерзлоту он переборщил, и Вале стало неудобно.

– Нам непонятны ваши парламентские войны, но страдаем от них мы, – встала дама с хорошо уложенной и залакированной головой, явно только из парикмахерской. – Мы боимся развала образования и здравоохранения, боимся нищеты, боимся гибели наших сыновей в Чечне!

Голос у дамы был поставлен, и в ней угадывалась одна из провокаторш-учительниц, описанных Адой.

– В чём ваш вопрос? – попыталась Валя загнать её в русло.

– Истинный демократ Григорий Алексеевич Явлинский предлагает свою экономическую программу и призывает закончить варварскую войну, на которой российские солдаты уничтожают чеченских детей и женщин. – Стало ясно, что она не остановится, пока не остановят.

– Как вы относитесь к Явлинскому? – спросила Валя Моржова.

– Обычный кидала, – пожал плечами Моржов. – В эфире программы «Итоги» на НТВ пообещал согласовать с Гайдаром общий список кандидатов, а потом также публично передумал. Из-за личных амбиций отказался создавать общий демократический фронт, и теперь и у нас, и у них риск получить меньше голосов.

– Стоп! Стоп! – закричала Ада. – Третья камера, что с тобой?

– У меня лампочка не горит, – пожаловался оператор.

– Почему не горит?

– Х… её знает! Я оператор, а не электрик!

– Корабельский, Катя! Ваш вопрос! – обернулась Рудольф со зверским лицом.

– Пятиминутный перерыв! – воскликнула Катя. – Можно встать и подвигаться! Кто выйдет из студии, не получит денег!

К Вале рванули две девчушки с листочками и ручкой, а получив автограф, пошли за тем же к Моржову. Из первого ряда вышла зеленоглазая красотка с гривой вьющихся белокурых волос, встала рядом с Моржовым, достала из сумочки салфетки и стала промокать ему щёки. Стало понятно, что это не помощница, а жена.

Валя отстегнула петличку микрофона и подошла к мониторам, где во время съёмок стояло кресло Рудольф и откуда она каждую секунду вскакивала, чтоб проорать команды. Ада пила мелкими глотками кофе, Федя сидел за её спиной и листал иностранный журнал.

– Чё клиента бросила? – спросила Рудольф.

– К нему жена пришла, – кивнула Валя на сцену. – И он перед выборами с ней разгуливает? – изумилась Валя.

– Да все привыкли. Ира эта – шальная девка, не то что ты – рыба мороженая, – добавила Ада. – Раз в полгода чудит: то на обложке журнала с ним, как бы, сфоткается, то интервью про это даст.

– А жена?

– Жена пакостит потихоньку. Родила б ты от Горяева, куда б делся? – риторически спросила Ада. – Понимаю, что от Лошадина не родила – самовлюблённый тетерев и говно-режиссёр. Понимаю, что от Лебедева не родила – алкаш конченый. Но кто тебе, Лебёдка, мешает родить от Горяева? До пенсии будешь ждать спермоносца?

– Тебя забыла спросить, от кого рожать! – буркнула Валя.

– Лампочка у тебя на черепахах едет? – заорала Ада, мгновенно переключившись на Катю. – Включи народу музыку, а то тошно!

В студии что-то захрипело, засвистело, раздалась музыка из кинофильма «Эммануэль».

– Ну, вот, наконец попали в тему выборов, – хмыкнула Рудольф.

– Жена знает, газеты пишут, и ничего не меняется? – Валю взволновала тема моржовского треугольника, значит, можно и так.

– «Осенний марафон». Обе бабы квохчут, и депрессия по поводу выбора затягивается у мужика до момента, когда перестанет стоять! Дуй на рабочее место, ввинтили ему лампочку, будь она неладна!

– Приносим извинения за технические проблемы! – громко объявила Ада. – Работаем как новые!

– Перед вами живой пример того, почему реформы идут так медленно, – усмехнулся Моржов, посмотрев на часы. – Сколько времени мы потеряли из-за того, что погасла одна маленькая лампочка? А представьте такую же ситуацию на большом производстве, в банке или корпорации. Там убытки от раздолбайства измеряются миллионами!

– Критикуй, критикуй! – подмигнула ему Ада. – Всё равно вырежу!

Рудольф была «вась-вась» почти со всеми, кто приходил в студию, и чётко чувствовалось, кто сверху, кто снизу. С Горяевым, например, была снизу, а с Моржовым – сверху.