Пиранья. Алмазный спецназ

Мазур, уже вернувший себе профессиональную ясность мышления, под ее затуманенным взглядом состроил исключительно глупую физиономию, полную мужской самонадеянности, типа «А то, крошка!». На деле он, в э т и х баталиях честно не полагавший себя суперменом, был уверен, что ему примитивно дурят башку. Чешут за ушком, как глупого пуделька. Чтобы распустил хвост, взлетел на седьмое небо, а значит, в чем-то крупно проиграл...

Он прекрасно помнил, что с Олесей она вела себя совершенно иначе – откровенно подавляла, держалась этаким наглым и самоуверенным мужиком. Это ей гораздо больше подходило, нежели талантливая попытка разыграть сейчас покорную мужчине слабенькую скромницу.

Ну что же, будем лицедействовать – и старательно притворяться, что не замечаем чужого лицедейства. Не в первый раз в жизни, не в десятый – и есть подозрения, что далеко не в последний, какие наши годы, если разобраться...

– Впечатления? – скромненько поинтересовалось очаровательное создание, старательно потупив глазки.

– А что – впечатления? Зашибись, – честно сказал Мазур.

– Хороша?

– А то.

– Ну вот, а ты к Олеське прилип...

– Да ничего я к ней не прилип.

– Ладно тебе. Ты ж ее трахаешь.

– А ты что, ревнуешь? – усмехнулся Мазур. – Знаешь, я о себе самого хорошего мнения, но уж ни за что не поверю, что ты ко мне в одночасье воспылала испепеляющей страстью со всеми сопутствующими эмоциями... Вроде жгучей ревности.

– Да ладно, это я так... Есть у меня подозрения, что ты ее понужаешь для пользы дела.

– Какого?

– А хрен его знает, – задумчиво произнесла Анка. – На всякий случай, авось да выйдет из этого какой-нибудь толк...

– Извини, – сказал Мазур. – А сейчас в этой постели что-то другое происходит?

– Конечно, другое, – убежденно сказала Анка. – Я с тобой просто-напросто устанавливаю нормальные человеческие отношения. Мало того, что напарники, так еще и трахаемся. Это, знаешь ли, сближает, если ты не знал...

– Ну вот, – сказал Мазур, – может, я тоже попросту хочу с Олеськой сблизиться...

– Расклад немножко другой, милый Коленька. Олеська для тебя – начальство, работодатель. А с тобой мы – одного поля ягоды, наемный пролетариат, которому даже цепей терять нельзя по причине их полного отсутствия.

– Но она, в принципе, тоже – пролетариат...

– О л е с я? Адмирал, а рассказать тебе, как тебя дурят? На самом деле никакой это не менеджер по каким-то там связям, а, держись за подушку, одна из х о з я е в...

Вот теперь в ее голосе звучало то самое несомненное превосходство...

– Да ладно тебе.

– Я серьезно, – сказала Анка. – Ты, святая душа, ее полагаешь наемной шпаной навроде уборщицы... ну, а я-то совершенно точно выяснила, что все обстоит как раз наоборот. Точно тебе говорю, уж поверь на слово. Выяснила достоверно, – призналась она не без самодовольства. – И обязательно постараюсь выяснить еще что-нибудь не менее полезное. Она, без дураков – из х о з я е в. И всего предприятия, и этой страны тоже.

– Ни хрена себе, – сказал Мазур. – Интересные открытия, девочка. Знаешь, я тебе отчего-то верю. По врожденной своей подозрительности к жизни и к людям.

– И правильно делаешь. Нам надо держаться вместе. Потому что я, признаюсь тебе откровенно, всем этим сраным олигархам обоего пола не верю ни на копейку. И постоянно жду подвоха. В чем он будет заключаться, точно не знаю, но он будет. То ли заплатят меньше, чем обещали, то ли выйдет совсем плохо – пристукнут к чертовой матери, чтобы все секреты так и оставались в узком кругу. Ты с этой точки зрения никогда события не рассматривал?

– Признаться, нет, – сказал Мазур.

– А зря. Думаешь, если ты адмирал, тебя посовестятся прикончить, когда станешь не нужен? Еще как, за милую душу. Знаешь, я к нынешнему своему положению карабкалась с самого низа. В таком дерьме бултыхалась... А все же выкарабкалась. И есть у меня одна-единственная маленькая слабость: хочу пожить подольше и побогаче. А для этого нужно держать ушки на макушке, вертеть головой на сто восемьдесят градусов и никому не доверять. Ну, почти никому. Тебе вот можно доверять самую чуточку больше, чем другим. Потому что ты хочешь от жизни того же самого – и выжить, и при деньгах оказаться. Отсюда вытекает, что нам с тобой имеет смысл быть напарниками не только в грязных делах, которые на нас взваливают... Доходит?

– Вполне, – сказал Мазур серьезно. – Толпой, как известно, и батьку бить легче...

– Ну так как? – спросила Анка, приподнявшись на локте и уставившись на него пытливо. – Можно сказать, что мы в е с ь м а подружились?

– Пожалуй, – сказал Мазур. – В том, что ты говоришь, есть большой резон. Оба на службе, оба, в принципе, не более чем наемники, которые с в о и м и никогда не станут... И черт их знает, что им в голову насчет нас взбредет по миновании в нас надобности, тут ты совершенно права... А как ты узнала, кто она такая на самом деле?