Пират

– Совершенно верно, но неуважение к начальству там упомянуто. Вы смеетесь, когда вас посылают на марс.

– Но ведь я сейчас же исполняю приказание. Не правда ли, мистер Маркитол?

– Да, сэр, вы подчиняетесь приказанию, но в то же самое время ваш смех доказывает, что наказание вам нипочем.

– Именно так, сэр. Я провожу чуть не половину своего времени на марсе и теперь привык к этому.

– Но позвольте, мистер Темпльмор, неужели вы не сознаете унизительности этого наказания? – строго спросил капитан.

– Да, сэр, если б я чувствовал, что наказание заслужено мной, мне было бы стыдно. Я не стал бы смеяться, сэр, если бы вы послали меня на марс, – ответил юноша, принимая вдруг серьезный вид.

– Вы сами видите, мистер Маркитол, что он умеет быть серьезным, – заметил капитан.

– Я уже все средства испробовал, чтобы сделать его таким, – ответил первый лейтенант. – Но я хотел бы спросить у мистера Темпльмора, каков смысл его слов: «если наказание заслужено». Желает ли он сказать, что я когда-либо наказывал его несправедливо?

– Да, сэр, – смело ответил мальчик, – пять раз из шести меня посылают на марс ни с того ни с сего, и вот почему это наказание мне нипочем.

– Ни с того, ни с сего! А если вы смеетесь, так это тоже называется ни с того, ни с сего?

– Я самым тщательным образом исполняю свои обязанности, сэр, и всегда подчиняюсь вашим приказаниям. Я делаю все, чтобы заслужить ваше одобрение, но вы всегда только наказываете меня.

– Да, сэр, за то, что вы смеетесь, и, что еще хуже, – за то, что вы других поощряете к смеху.

– Однако же это не мешает им ни тянуть, ни закреплять блоки; по-моему, сэр, веселье только помогает им.

– А кто осведомляется о вашем мнении, сэр? – ответил первый лейтенант, уже сильно рассердившись. – Капитан Племтон, так как этот молодой человек считает уместным вмешиваться в мои распоряжения и хочет изменить корабельную дисциплину, то я прошу вас попытаться воздействовать на него какими-либо мерами взыскания.

– Мистер Темпльмор, – сказал капитан, – во-первых, вы слишком невоздержанны на язык, во-вторых, слишком часто смеетесь. Всему свое время, мистер Темпльмор, когда можно, веселитесь, когда нужно, будьте серьезны. Шканцы – не подходящее место для веселья.

– Но, конечно, и место, где секут матросов, тоже не располагает к веселью, – находчиво прервал его мальчик.

– Вы правы, это тоже неподходящее место, но вы можете смеяться на баке или внизу, в компании товарищей.

– Нет, сэр, мистер Маркитол всякий раз удаляет нас, когда слышит, что мы смеемся.

– Потому что вы, мистер Темпльмор, вечно смеетесь.

– Да, это так, сэр. И если я этим нарушаю правила, то мне жаль, что я навлекаю на себя ваше неудовольствие, но я вовсе не проявляю неуважения к старшим. Я смеюсь во сне, смеюсь и наяву, смеюсь, когда светит солнце, – я всегда чувствую себя таким счастливым. Но хотя вы так часто отправляете меня на марс, мистер Маркитол, однако я не только не смеялся бы, а очень был бы огорчен, если бы с вами произошло какое-либо несчастье.

– Я верю вам, мой милый. Я верю ему, мистер Маркитол, – сказал капитан.

– Хорошо, сэр, – ответил первый лейтенант, – так как мистер Темпльмор, по-видимому, осознал свою ошибку, то я готов взять назад свою жалобу, – я требую только, чтобы он больше не смеялся.

– Слышите, друг мой, что говорит первый лейтенант? Его требование вполне справедливо, и я просил бы вас не подавать отныне повода к жалобам. Мистер Маркитол, справьтесь, когда будет починен нижний люк этого фок-марселя: я хотел бы переменить его нынче вечером.

Мистер Маркитол спустился под верхнюю палубу, чтобы исполнить поручение.

– Знаете, Эдуард, – сказал капитан Племтон, как только лейтенант удалился настолько, что не мог услышать, – мне хотелось бы поговорить с вами по этому поводу, но сейчас у меня нет времени. Поэтому приходите ко мне обедать – у меня за столом, как вы знаете, умеренный смех разрешается.

Мальчик отдал честь и удалился с веселым, счастливым лицом.

Мы изобразили эту сценку, чтобы читатель составил себе понятие о характере Эдуарда Темпльмора. Он был поистине душой команды: веселым, добродушным и дружелюбным ко всем окружающим; он относился дружелюбно даже к первому лейтенанту, который так его преследовал за его смешливость. Мы не оправдываем этого мальчика, который вечно смеялся, и не осуждаем первого лейтенанта, который старался искоренить этот смех. Всему свое время, как сказал капитан, да и смех Эдуарда не всегда был так уж кстати, но такова уж была природа, и он не мог удерживаться. Он был весел, как майское утро, и оставался таким из года в год: всему он смеялся, всеми был доволен, почти всеми любим, и его отважная, свободная, счастливая душа не была надломлена никакими невзгодами или жестокостями.