Пират

Он отслужил свой срок и чуть не был разжалован на экзамене за смех. Смеясь, он пустился снова в плавание, командовал шлюпкой при захвате французского корвета и, пробившись на борт, так хохотал над маленьким французским капитаном, прыгавшим со своей шпагой, которая оказалась для многих роковой, что, наконец, и сам получил от этого маленького господина укол, уложивший его на палубе. За эту стычку, и ввиду полученной им раны, он был произведен в лейтенанты и назначен на линейный военный корабль в Вест-Индии, где от души посмеялся над желтой лихорадкой. Наконец, получил в командование тендер этого корабля, – изящную шхуну, – и отправился крейсировать в поисках призовых денег для адмирала и повышения по службе для себя, в надежде, что какая-нибудь счастливая стычка поможет ему в этом.

VII. Сонная бухта

На западном берегу Африки есть маленькая бухта, которая не раз получала различные наименования от случайно посещавших ее путешественников. Имя, которое было ей дано отважным португальцем, впервые решившимся рассечь волны южной Атлантики, забыто с тех самых пор, как этот народ утратил свою гегемонию на море, а название, под которым бухта эта была известна курчавым туземцам побережья, должно быть, так и осталось невыясненным, однако она обозначена на некоторых старых английских картах под именем Sleeper's Вау – Сонная Бухта.

Материк, который изгибом своим образовал эту маленькую выемку на берегу, имеющем несколько других заливов, а в настоящее время даже нуждающемся в них, развертывает картину, самую, пожалуй, незаманчивую, какую только можно себе представить: перед вашим взором нет ничего, кроме отлогого ослепительно белого песчаного берега, по которому немного дальше разбросано несколько закругленных каменных глыб, иногда бичуемых бешеным натиском атлантической бури; бесплодный, оголенный пейзаж, без малейшего признака растительной жизни. А вид в глубь материка заслонен густым маревом, сквозь которое здесь и там можно различить стволы далеких, скудно рассеянных пальм – таких надломленных и искаженных лучепреломлением, что при взгляде на них никто не стал бы предвкушать густолиственную тень. Вода в бухте спокойная и гладкая, как отшлифованное зеркало; не слышно на берегу ни малейшего журчания, которое нарушало бы безмолвие природы; ни малейшего дуновения не проносится над стеклянной гладью, раскаляемой немилосердными лучами отвесного полуденного солнца, льющего вниз иссушающий поток света и жары; не заметишь ни одной птицы, скользящей в своем полете или парящей на распластанных крыльях, когда она пронизывает глубину своими зоркими глазами и каждое мгновение готова кинуться на свою добычу. Всюду безмолвие, безжизненность, одиночество; разве изредка покажется гребень огромной акулы, которая либо лениво плывет по поверхности нагретой воды, либо остановится, онемев от полуденной жары. Нельзя и вообразить себе другой картины такого же застоя, такой же неприспособленности для человеческого жилья, – разве только если бы мы, взяв другую крайность, захотели описать леденящий ветер, пронизывающий холод и тесно скованные льды у замерзших полюсов.

У входа в бухту, не обращая внимания на шпринговый канат, который повис, точно веревка, переброшенная за борт, стоял неподвижный, как смерть, корабль, пропорции которого вызвали бы единодушный восторг всех способных оценить превосходство его конструкции, если бы этот корабль бросил свой якорь в самой оживленной и деятельной гавани вселенной. Так красивы были его очертания, что он показался бы вам чуть ли не одушевленным созданием, спущенным в океан по воле соорудившего его божественного строителя, пожелавшего дополнить красоту и разнообразие своих творений. Ибо где бы вы встретили, от огромного левиафана до мельчайшего представителя рыбьего царства, от высоко парящего альбатроса до чуткого буревестника, – где встретили бы вы, среди пернатых или снабженных плавниками посетителей океана более совершенную, более приспособленную форму, чем этот образец человеческого искусства, который своим прекрасным силуэтом и изящно заостренными мачтами и реями только один прерывал полосу, где небосклон сливался с горизонтом взморья?

Увы! Судно это, в угоду жадности, было построено для процветания жестокого и несправедливого дела, а теперь служило целям, еще более преступным. Раньше оно торговало рабами – теперь это была знаменитая, на всех наводящая ужас, пиратская шхуна «Мститель».