Слухи об успехах Дрейка вызывали немалую досаду при испанском дворе. О возмещении убытков по-прежнему не могло быть и речи; Дрейк явно не собирался возвращать Испании все, что успел награбить. Филиппу оставалось надеяться только на силу официального протеста. Мендоса, настроенный куда более воинственно, чем его король, считал, что пора начинать вторжение – как иначе можно было выразить всю глубину недовольства Испании? Но Филипп не поддерживал эту идею, хотя имперские амбиции Англии, когда-то незначительные, теперь всерьез угрожали Испании.
Никаких достоверных известий о Дрейке, его людях или добыче по-прежнему не поступало. 18 июня Мендоса писал из Лондона: «Осталось уже очень мало надежды на возвращение Дрейка – он слишком задерживается». К 30 июня противники Дрейка сочли его пропавшим без вести. Однако Дрейк невидимо для них продолжал двигаться вперед. 12 июля он пересек экватор, через четыре дня достиг побережья Гвинеи, а 11 сентября – острова Терсейра, входящего в состав Азорских островов.
За несколько дней до этого, 5 сентября, Мендоса услышал от своего курьера, что Дрейк «прошел через Магелланов пролив». Разумеется, это не соответствовало действительности, однако новость настораживала. Хуже того, выяснилось, что он «похитил в Южном море принадлежащего Вашему Величеству золота и серебра на сумму 200 000 дукатов, и на 400 000 дукатов имущества разных купцов». О масштабах бедствия позволяло судить то, что «здешние авантюристы, ссудившие деньги и давшие корабли для его плавания, вне себя от радости, и мне рассказывали, будто в их числе есть и советники королевы. У людей здесь только и разговоров о том, что нужно снаряжаться и точно так же отправляться грабить».
Успех Дрейка означал унижение Испании. Он не просто обогнал Испанию и первым открыл отдаленные аванпосты и обнаружил новые торговые маршруты, не только превзошел Магеллана и других потенциальных кругосветных мореплавателей – этот пират самым вопиющим и беззастенчивым образом похитил у Испании огромные богатства. Следовательно, вопрос заключался в том, как привлечь его к ответственности.
Дрейк вернулся в Англию на борту «Золотой лани» 26 сентября 1580 г., при полной луне. С чувством облегчения, волнения и благодарности Флетчер писал об этом: «С радостными мыслями и с сердцами, исполненными благодарности Богу, мы благополучно прибыли в Плимут, откуда некогда отправились в плавание, продолжавшееся 2 года, 10 месяцев и еще сколько-то дней. Мы видели чудеса Господни в глубинах морских, совершили много удивительных открытий, пережили много диковинных приключений, спасались от многих опасностей и преодолевали многие тяготы в этом нашем кругосветном путешествии, пока не обошли весь мир». Он не преувеличивал. Это было потрясающее путешествие. Они добились успеха там, где Магеллан потерпел неудачу, выжили там, где он погиб в ненужном кровопролитии. Они доказали, что кругосветное путешествие действительно возможно, и Англия может воспользоваться этим глобальным морским маршрутом. Более того, они привезли с собой невообразимое состояние в золоте и серебре. Тот факт, что эти сокровища украдены у врага, доставлял особое удовольствие и Дрейку, и его высокопоставленным покровителям. На сей раз убытки Испании обернулись непосредственной прибылью для Англии.
Юный племянник Дрейка Джон в своих записках, составленных от третьего лица, упомянул один тревожный эпизод, случившийся уже на родной земле: «Прибыв в Плимут, они осведомились у рыбака, как поживает королева».
Это был вопрос исключительной важности. Почти три года Дрейк не получал никаких известий от своей тайной покровительницы. Его путешествие могло считаться успешным только в том случае, если королева по-прежнему оставалась на своем месте. Если за время, пока он был в отъезде, власть перешла в другие руки, если Елизавету свергли, или она отреклась от престола, или умерла, он мог оказаться протестантом среди католиков и лоялистом среди бунтовщиков, а его перспективы при этом выглядели бы крайне неопределенно. Но королева была жива.
За годы отсутствия Дрейка Елизавета успела пережить немало неприятностей. Она девять месяцев терпела ужасные муки из-за гнилого зуба. Английские и европейские врачи не решались лечить ее, опасаясь за свою жизнь в случае, если их усилия не увенчаются успехом. В конце концов зуб удалось вырвать, и ей стало лучше, но с тех пор Ее Величество предпочитала ходить с черными зубами, лишь бы не подвергать себя снова этой ужасной процедуре.