3 июня 1578 г. флот Дрейка снова поднял паруса и вышел в Атлантику, направляясь на юг в поисках Магелланова пролива. Но возможно, они уже промахнулись мимо него во время шторма или тумана? Если так, то им предстоял опасный переход вокруг самого южного мыса Огненной Земли, позже получившего название мыс Горн. Следующие две недели они плыли дальше, надеясь найти исчезнувшую «Мериголд» и «друзей, которых потеряли во время сильного шторма». Ко времени входа в пролив о воссоединении с пропавшим кораблем и его командой можно было бы забыть. Однако 19 июня их мольбы были услышаны, а усилия вознаграждены.
«В нескольких лигах от бухты Сан-Хулиан мы увидели наш корабль и в неистовом ликовании возблагодарили Господа». Излишне говорить, что «корабль был в крайне жалком состоянии и, изрядно пострадав от непогоды, давал сильную течь». Из-за этого Дрейк решил направиться в бухту Сан-Хулиан, «поскольку это было очень удобное место». Там он намеревался «дать отдых своим измученным людям и окружить заботой тех, кто в наше отсутствие перенес столько горьких тягот». Кроме того, он считал своей обязанностью позаботиться об их душах. Дрейк был старшим сыном священника и, если обстоятельства позволяли, старался дважды в день молиться вместе с командой. Он преклонял колени на подушке на возвышении и произносил слова молитвы, а люди негромко вторили ему.
Чудесное появление «Мериголд» в этот момент словно подтвердило, что их обращения к высшим силам услышаны. Команда заметно воодушевилась. До этого они несколько недель настороженно курсировали вдоль берега в поисках пролива, стараясь избегать прямых столкновений с коренными народами, которые называли эту землю своей, и заранее оплакивали потерю тех, кто позднее все же смог к ним вернуться. Теперь они ликовали, но радость была недолгой.
Продолжая поиски Магелланова пролива, они приблизились к бухте Сан-Хулиан. Вид бухты произвел на них не лучшее впечатление, поскольку там на открытом пространстве по-прежнему стоял эшафот – «целый и невредимый», по словам одного из моряков, – на котором когда-то казнил своих мятежников Магеллан. Судовой бондарь, занимавшийся починкой бочек, предложил наделать из него «пивных кружек и бочонков на случай, если бы они понадобились кому-нибудь для питья». Флетчера это покоробило: «Не могу сказать, что это пришлось мне по вкусу, учитывая, что в том не было никакой необходимости». И вот 58 лет спустя Дрейку тоже предстояло столкнуться с мятежом. Мир был намного больше, чем он мог себе представить, но в каком-то смысле он мог оказаться намного меньше. Неужели ему так и не удастся избавиться от трагических параллелей с плаванием Магеллана?
20 июня флот вошел в бухту Сан-Хулиан, одну из естественных гаваней Патагонии. В Плимуте в это время вступило в свои права лето, но здесь, в южных широтах, стояла зима, и днем было прохладно, а по ночам еще холоднее. Флот прошел через узкий пролив в бухту. Оказавшись в этом узком «бутылочном горлышке», моряки невольно почувствовали себя неуютно. По словам Флетчера, с юга их по периметру окружали «скалы, похожие на башни, а внутри гавани было рассеяно множество островов».
Эшафот, воздвигнутый Магелланом, еще отбрасывал тень на холмы, и морякам то и дело попадались на глаза разбросанные кости. Возможно, это были останки мятежника Гаспара де Кесады, которого Магеллан обезглавил и четвертовал на этом месте. В тот момент к английским мореплавателям вышло еще одно видение прошлого – два великана-патагонца, которых мельком видел Магеллан и о которых писал Пигафетта. Возможно, странное название, которое европейцы дали этому народу, было связано с португальским словом
Флетчер отметил, что «их голос звучит отвратительно», однако они вовсе не так «ужасны на вид и не так высоки ростом, как о них сообщали». Он ожидал увидеть гигантов высотой около 2,5 метра, но ничего подобного среди туземцев не обнаружилось. Более того, некоторые англичане вполне могли помериться ростом с так называемыми великанами. Может быть, испанцы не предполагали, что англичане когда-нибудь доберутся до бухты Сан-Хулиан и смогут опровергнуть их россказни, «но одно можно было сказать наверняка – жестокость испанцев сделала их [туземцев] разум и нравы куда более чудовищными, чем их телесный облик».