Пиратское Просвещение, или Настоящая Либерталия

Их юных дочерей забирали и продавали на европейские суда, часто подходившие к побережью; любой ропот карался рабством и смертью. Могилы предков были осквернены. Предметы обмена, потребные для торговли с европейцами, отбирались силой и без возмещения. Целые деревни пустовали, поскольку мужчины, женщины, дети были заняты транспортировкой товаров с морского берега вглубь страны. Прибытие судна в любой точке северного побережья служило для местных жителей сигналом к бегству. Если они и возвращались, то скорее из страха увидеть свои поля опустошенными, а деревни сожженными дотла, чем для того, чтобы добиться каких-либо обещанных выгод.

Цикоа основали резиденцию для управления покоренной территорией. Столицей они сделали Вухимасину – деревню, расположенную на одноименной горе неподалеку от Фенериве и ставшую чрезвычайно сильной. Именно оттуда тиран диктовал свою волю многочисленным племенам, которые, не разумея своей собственной мощи, печально склоняли головы под игом завоевателя [138].

Рассказ Мейёра сбивает читателя с толку. Он то как будто описывает обычные грабежи работорговцев, уничтожающие население, а то появление некоей империи, претендующей на контроль над всем побережьем.

Так, весьма неправдоподобным представляется что-либо похожее на абсолютную монархию, появившуюся ниоткуда в стране, где прежде не были известны даже доминирующие кланы. Где-то объединение цикоа называют «своего рода республикой» [139], и Кабан [140], возможно, прав, когда предполагает, что Рамананау, вопреки своему имени, в действительности был просто обычным успешным военачальником коалиции кланов, представленных в их традиционном разнообразии. Мейёр утверждает, что этническая группа цикоа сложилась, вероятно, в шестнадцатом веке, и, что особенно важно [141], в какой-то момент проговаривается, будто их считали причастными к бойне в основанных вдоль восточного берега в 1650-х европейских поселениях. С учетом всего этого можно с полным обоснованием заключить, что изначально цикоа были военным союзом, созданным для обороны побережья по инициативе тех же самых пяти основных кланов – союзом, который по первости, вероятно, не имел реальной силы, кроме как в экстренных ситуациях.

Природу свою коалиция начала менять лишь с появлением пиратов, в связи с чем стала играть в большей степени коммерческую роль. Спустя много лет после времени Рацимилаху из разговора со стариками цикоа аббат Роше вынес совсем иную версию этой истории. Цикоа, по их утверждению, были просто «самыми предприимчивыми и храбрыми» людьми в регионе, которые

оставили свои земли и толпами устремились к местам обитания пиратов с намерением приобрести различные товары, которые, на их взгляд, были полезны и удобны. Обычно их интересовали прекрасные индийские ткани, платки из Мачилипатнама, муслин и прочие более или менее дорогие товары. Обитатели побережья, известные как антаваратра и манивулу, находили в их присутствии истинное удовольствие; они полагали, что погрешили бы против долга гостеприимства, если бы допустили хоть малейшие перебои в снабжении пиратов скотом и прочей провизией всех видов, необходимыми для обеспечения их судов [142].

Не одни только женщины стекались с конца 1690-х годов в новые портовые городки; были и мужчины. Для доставки провизии на суда, к примеру, непременно требовалось множество носильщиков, погонщиков и т. п.; всё это были традиционно мужские профессии. Возможно, цикоа, которые из-за удаленности проживания находились в менее выгодных условиях, вернулись к своей старинной военной организации, чтобы было удобнее защищать свои караваны и базы в регионе. Из-за этого они неизбежно втягивались в конфликты с местными жителями. Даже когда не пытались заварить кашу работорговцы, концентрация такого объема богатства в обществе, где достоинства мужчин связывались с подвигами при угоне скота, должна была иметь следствием неизбежные волнения. Мейёр в другом отрывке упоминает «постоянные раздоры, разграбление амбаров, предание деревень огню, похищение скота, уничтожение посевов, рабство, нищету и все изъявления ненависти и мести, которые это порождало» [143]. В рассказе Джонсона о Натаниеле Норте [144] колония пиратов в Амбонавуле всегда представляется балансирующей на грани сползания в эти конфликты. В конце концов, когда в поисках рабочей силы для бурно развивающихся плантаций на Маврикии и Реюньоне снова появились толпы иноземных работорговцев, им должно было сразу прийти на ум задружиться с военной организацией, чужой для этого региона. Вскоре у цикоа появился бессменный военачальник и как минимум два гарнизона: окруженный частоколом лагерь рядом с Амбонавулой-Фульпуэнтом, и Вухимасина, «столица» цикоа – крепость на самом верху горы, в нескольких лигах вглубь материка от Фенериве.