Пиратское Просвещение, или Настоящая Либерталия

Произнеся слова присяги, распорядитель снова заговорил энергичным тоном: «Да не будет огня на кремнях врагов ваших, да пропадет втуне их порох, да не достанут вас их пули; да не будет у вас недостатка в горшках и сковородах для приготовления пищи! Да пребудет в изобилии скот на пастбищах ваших, да не оскудеют запасы риса в домах ваших!» Разрезав смоченный кровью имбирь на столько частей, сколько было вождей, он передал каждому из них по одной части, и каждый проглотил свою порцию. «Вы испили напиток благоденствия, – продолжал он, – теперь же снедайте хлеб братства». Показав руки, все вернулись по своим местам.

Большая часть описанных деталей – имбирь, смешение крови, символические токены – тотчас узнаются всеми, кто знаком с литературой, посвященной клятвам и проклятиям у малагасийцев. Присяга обыкновенно следовала той же логике, что и ритуал фатидры, или кровного братания, а в известной степени – и ордалий [163]. В обоих случаях договаривающиеся стороны адресуются к духу – по сути, вызванному к жизни посредством заклинания – как к союзнику, незримой силе насилия, чья природа в конечном счете непостижима, и призывают страшные кары на голову любого, кто нарушит только что принятые обязательства. Более изощренные версии подразумевали убийство и нанесение страшных увечий какому-либо животному; труп его демонстрировал судьбу, которая ждет любого, кто не сдержит клятву. Одно из самых ранних известных нам упоминаний о такого рода церемониях – это, конечно, описание в «Истории пиратов» Джонсона [164] заключения союза между Натаниелем Нортом, капитаном пиратов в Амбонавуле, и неким неизвестным малагасийским князьком, которое должно было совершиться всего за несколько лет до великого кабари Рацимилаху, и которое почти в точности принимает ту же классическую форму, включая переплетение пальцев и призывание страшных бедствий на того, кто нарушит данную им клятву [165].

* * *

Создается впечатление, что рассказы о такого рода союзах сделались самостоятельным жанром фольклора. В то время как Мейёр отмечает, что прения на том великом кабари, из которого выросла Конфедерация бецимисарака, были самым ярким из всего, что могли припомнить его информанты, и в некоторых местах даже приводит некоторые доводы за и против войны, главное внимание его однозначно приковано к деталям приведения к присяге; поэтому можно предположить: это и есть то, что запомнили его информанты и что показалось им достойным пересказа. Слова, которые при том произносились, и действия, которые совершались, были одновременно декларацией независимости и конституционным документом, посредством которых в буквальном смысле создавались, то есть были воплощены в жизнь, новые политические реалии.

Если это так, то для нас особенно знаменательно, что ритуалы принесения присяги, по сообщению Мейёра (не только в этом случае, но и в других подобных, о которых упоминается позже – в связи с созданием Конфедерации бецимисарака), существенным образом отличаются от обычной модели. При этом наблюдаются два главных отличия.

Прежде всего, они совершенно явно сложились в результате синтеза традиционных малагасийских ритуалов принесения клятвы и соответствующих обычаев у пиратов. Мы уже цитировали пассаж Даунинга, в котором малагасийские вожди принуждают своих гостей выпить по стакану морской воды, разведенной с порохом – каковую «церемонию… они переняли у пиратов» [166]. Здесь же используется не только порох, но также кремни и мушкетные пули; однако порох, ясное дело – самый важный элемент, что подтверждается тем фактом, что лишь порох собирается для церемонии в складчину: по определенной мере от каждого из вождей.