Пиратское Просвещение, или Настоящая Либерталия

едва оратор закончил говорить, как появился распорядитель присяги со щитом, на котором нес золото, серебро, порох и имбирь вместо печати. Все мпадзаки приблизились. Он сделал каждому надрез в области солнечного сплетения. Собрав кровь на ломти имбиря и наполнив водой посудину, он перемешал то, что получилось; после чего, ударив в щит, подал знак договаривающимся погрузить в посудину кончики их копий, и, отойдя на пару шагов назад, выпрямившись и возведя очи к небесам, произнес следующее… «Боже милостивый, превыше всякой милости, духи-заступники человеков, благие души предков наших – будьте свидетелями завета, множеством народа заключаемого; молим вас: будьте милостивы к тем, кто держится завета, покиньте тех, кто преступит его».

В продолжение этого заклинания те, о ком шла речь, держась за руки, стояли, носки к носкам, и сохраняли глубокое молчание. Когда распорядитель закончил, всем принесли съесть по ломтику имбиря. После поднесли питье, разлитое на щите, и каждый испил его по три полных ложки. Кто подносил им питье, прежде прочих обратился к Рацимилаху, когда тот отправил ложку в рот: «Дитя андриамисоа, перед лицом бога и отцов ваших пей любовь к твоему народу, милость, покровительство; вы, вожди, пейте покорность и преданность; велико да будет богатство ваше, если вы сохраните верность. Да пропадет втуне порох ваших врагов; да не будет огня на кремнях врагов ваших, да не достанут вас никогда их пули. Пусть простираются рисовые поля ваши от самого берега до вершины горы Амбухицимены, пусть стада ваши заполонят равнины, пусть детей у вас будет больше, чем на дереве листьев. Пусть у вас, наконец, никогда не иссякнет вода и не кончатся горшки, в которых готовите вы еду вашу». Заклинание это повторялось для каждого из приносивших присягу.

Питье закончилось, и щит опрокинули на землю; распорядитель сделал несколько оборотов, всякий раз повторяя: «Пусть проткнет вас копье, пусть кости ваши зашьют в мешок, если вы не сохраните завета». После проклятия, которое завершало ритуал, вожди взялись за руки, свидетельствуя этим общим знаком благоприятства, что они все братья и желают быть братьями навеки [170].

Формула проклятия и сплетение рук почти идентичны с теми, что описаны у Джонсона в ритуале заключения кровного братства капитаном Нортом, также из Амбонавулы, с его малагасийскими союзниками. Клятвы сопровождались тогда закланием двадцати волов, после чего женщины пришли в лагерь возглавить праздничные танцы, а мужчины – прославить в песнях погибших на полях сражения.

Тут в тексте рукописи Мейёра нечто очень странное. В начале главы он особо отмечал: собрание созывалось, чтобы установить характер власти нового короля (бессменный военачальник иначе был бы «просто титулом, если бы полномочия его не получили разъяснение» [171]; однако как только он завершил описание церемонии, то словно передумал: в следующем же абзаце он просто замечает, что у малагасийцев власть по самой своей природе абсолютна, и ограничивают ее только воля и характер короля [172]. Это утверждение производит впечатление неискренности – со стороны ли Мейёра или его информантов, сказать трудно. Кажется крайне маловероятным, что Рацимилаху на самом деле была дарована абсолютная власть, даже в принципе (ведь даже в тексте Мейёра он, как все прочие, приносит присягу), хотя в целом это согласуется с убеждением автора документа, что вся Конфедерация бецимисарака была эманацией образцовых личных качеств Рацимилаху. Скорее можно предположить, что действительные дискуссии и установление полномочий, которые должны были происходить, формально либо неформально, просто опущены или в лучшем случае некоторые результаты перенесены в предпоследнюю главу [173], в которой описывается характер правления Рацимилаху: в частности, как он дозволил любому действительному мпандзаке сохранять свою власть, как то установлено местной традицией, однако вместе с тем даровал любому право созывать кабари, на котором присутствовал бы король и могли быть отменены любые непопулярные обычаи или принятые решения.

И всё же остается вопрос: является ли противоречие в повествовании Мейёра результатом его личного заблуждения или отражает более глубинные противоречия в самой политике бецимисарака? Полагаю, данное свидетельство совершенно прозрачно указывает на последнее. Малагасийские источники также часто утверждают, что монархи по определению располагают неограниченной властью. Несомненно, что перед иноземцами вроде Мейёра то же утверждали и бывшие соратники Рацимилаху. На практике, однако, дело обстояло совсем иначе.