Пираты, или Тайна Бермудского острова

Однако не только адмиральский сынок имел «пригласительный билет» на этот, казалось бы, несопоставимый с морским уставом нескончаемый праздник жизни, давно уже вошедший у молодого повесы в неосознанную привычку, выработавшуюся еще и благодаря потворствам со стороны значимого родителя, всеми силами старавшегося прикрывать своего любимого отпрыска во всех его, как он определенно считал, ни несущих никакой серьезной опасности «мальчишеских шалостях», – здесь также присутствовал его закадычный друг, не имевший офицерского чина, но сумевший своим трудом, упорством, а главное, рвением дослужиться до старшины первого класса. В отличии от своего, не обладающего большим разумом, «компаньона», ведущего развратную, по большей части разгульную, жизнь, он был намного порядочнее, осмотрительнее и не утратил еще чувства страха перед грядущим наказанием, неотвратимо следующим за любое нарушение дисциплины и непременно несущим с собой последующее «раскаяние»; в частности, если говорить откровенно, и под влияние-то Джеймса он попал не случайно, а по той лишь простой причине, что находился в его непосредственном подчинении – прочитав его досье, высокопоставленный родитель сразу же понял, что это именно тот человек, какой ему нужен и, не задумываясь, приставил его «присматривать» за своим непутевым сыночком, не ведающим никаких ограничений в собственных устремлениях, нескончаемых и безнравственных, просто погрязших в пучине плотского греха и отъявленного порока. Внешности Билл Кедми – а именно такое имя досталось ему от родителей – был самой обыкновенной, а если чем и выделялся, то двадцатидевятилетним возрастом, крепко сложенным мускулистым телом, высоким ростом, мужественным, где-то при том даже злобным, лицом, в свою очередь обладавшим орлиным носом, колючими, серо-оливковыми глазами и смуглой, обветренной кожей, а также гладкой, ровной, на лысо остриженной головой и большими, закрученными кверху усами; своим же одеянием и общим состоянием он выгодно отличался от остальных участников этого, в таких местах небывалого, трио: находился по полной форме, а если и был пьян, то разве только немножко, всецело памятуя о строгом наставлении старшего Липкена.

Вдруг! Праздное настроение было нарушено непередаваемым словами криком «Йа-хой!!!», проникшим даже в глубины отдаленного офицерского трюма, и последовавшим за ним оглушительным грохотом, и почти одновременным столкновением нескольких тяжелых предметов, основательно ударившим по корпусу корабля, причем именно с той стороны, где теперь находилась вся эта странная троица; присутствующие невольно вздрогнули, так как это было настолько необычно, насколько морские американские вооруженные силы славились своим могуществом по всему остальному миру и, уж точно, не могли подвергнуться никакой военной агрессии. Валерия давно научилась как управлять своими эмоциями, так и следить за своим состоянием, в том числе и когда употребляла спиртное; благодаря выработанной привычке, она могла казаться, в зависимости от ситуации, чересчур пьяной либо же трезвой; вот и сейчас, едва лишь судно затрясло не столько от естественной качки, сколько еще и от жуткого грохота, обозначающего столкновение с крепкой, бронированной сталью американского судна чего-то твердого, круглого и, несомненно, тяжелого, летящего на внушительной скорости, юная путана тут же сбросила с себя «развесёлую маску» и, надо отдать должное ее выдержке, мгновенно оказалась практически трезвой, хотя до этого момента не «вязала вроде бы как даже и лыка».

– Что это у вас тут происходит?! – воскликнула Лера, не выказывая, однако, присущего представительнице прекрасного пола страха, а лишь отобразившись на своем очаровательном личике нездоровым недоумением. – Нас что, атакуют? И кста-а-ти… никому из вас не показалось, будто бы кто-то меня позвал, выкрикнув мое прозвище «Хой»?

– Нет, – только на один, первый, вопрос ответил ей заплетавшимся языком блудливый сынок высокородного американского адмирала, одновременно начиная разыскивать снятые недавно офицерские брюки, – это попросту невозможно: мы представляем прославленный американский флот и не найдется ни один дурак, кто рискнет на подобную дерзость, потому что это напрямую граничит с самоубийством… где, «черт возьми», мои брюки?

Молодой повеса нашел их валяющимися в углу, куда сам и забросил их некоторое время назад и, неловко натянув на волосатые ноги, причем не с первого раза, пошатываясь и периодически спотыкаясь, отправился на верхнюю палубу, чтобы, как он всех убедил, узнать, что все же таки случилось.

– Сидите… здесь, – еле выговорил Липкен, корявя пьяный язык, когда уже начал выбираться из своего удобного кубрика, – я схожу… разведаю, чего там… такое… и сразу назад… продолжим наше… прерванное веселье…