Пираты Венеры

Постоянное общение вызывает определенное чувство близости даже между врагами. Дни шли, ненависть и презрение, которые простые матросы, казалось, питали к нам, когда мы впервые вступили на палубу корабля, сменились почти дружеской фамильярностью, как будто они открыли, что мы отнюдь не плохие парни, и я полюбил этих простых, хотя и невежественных людей. Худшее, что можно сказать о них, — это то, что они позволяли себя обманывать своим нечестным лидерам. Большинство из них были добры и великодушны, но невежество делало их легковерными. Их эмоции можно было возбудить такими надуманными аргументами, которые не произвели бы никакого действия на образованного человека.

Естественно, я значительно легче перезнакомился с такими же пленниками, как я сам, чем с охранниками, и скоро наши отношения переросли в крепкую дружбу. Они были поражены моими светлыми волосами и голубыми глазами, это, конечно, вызвало массу вопросов о моем происхождении. Я отвечал правдиво, и мои рассказы вызывали глубокий интерес. Каждый вечер после работы меня осаждали просьбами рассказать о далеком таинственном мире, откуда я пришел. В отличие от высокообразованных вепайцев, они верили всему, что я говорил, и это сделало меня героем в их глазах. Я стал бы богом для них, имей они какое-либо понятие о религии.

В свою очередь я расспрашивал их и обнаруживал не без удивления, что они вообще не боролись со своей судьбой. Те среди них, которые раньше были свободными, за долгое время пришли к выводу, что променяли свободу на статус наемных рабочих, на положение рабов. И это состояние не могло быть долго скрыто номинальным равенством.

Среди заключенных были трое, к которым я особенно привязался. Например, Ганфар, высокий, неуклюжий парень, бывший фермером в добрые старые дни джонга. Он был необыкновенно умен и, хотя принял участие в революции, теперь горько раскаивался, обличал тористов, правда, мне на ухо шепотом.

Другой был Кирон, солдат; стройный и красивый, атлетически сложенный мужчина, который служил в армии джонга, но участвовал в мятеже. Теперь он был офицером, наказанным за несоблюдение субординации по отношению к человеку, бывшему до повышения мелким правительственным клерком.

Третий до революции был рабом. Звали его Заг. Недостаток образования он компенсировал силой духа и хорошим характером. Он убил офицера, который ударил его, и теперь его везли в Тору для суда и наказания. Заг гордился тем, что он свободный человек, хотя признавал, что его энтузиазм ослабевал от мысли, что кто-то еще был свободным, и что раньше в качестве раба он больше наслаждался свободой, чем теперь, когда он свободный человек.

Он объяснял:

— Раньше я имел одного хозяина, а теперь много: чиновники правительства, шпионы, солдаты, — и никто из них обо мне ничуть не заботится, а ведь старый мой хозяин был так добр ко мне и смотрел за моим благосостоянием.

— Хочешь ли ты быть действительно свободным? — спросил я его, так как у меня зарождался постепенно один замысел.

Но к моему удивлению он сказал:

— Нет, я скорее хочу быть рабом.

— Но тебе хочется выбирать себе хозяев, не так ли?

— Определенно, — ответил он, — если я смогу найти кого-нибудь, кто будет добр ко мне и защитит от тористов.

— А если ты сможешь убежать от них теперь, тебе захочется так сделать?

— Конечно! Но зачем ты это говоришь? Я не смогу убежать от них.

— Без помощи, да, — согласился я. — Но если другие присоединятся к тебе, ты попытаешься?

— Почему же нет, ведь меня везут в Тору, чтобы убить там. Ничего худшего и быть не может. Но почему ты об этом спрашиваешь?

— Если мы найдем достаточно желающих, чтобы объединиться, почему же нам не попытаться стать свободными. Когда ты освободишься, то можешь остаться свободным или выбрать себе хозяина по своему вкусу. — Я внимательно наблюдал за его реакцией.

— Это означает еще одну революцию? — спросил он. — Это не удастся. Другие пытались, но у них ничего не получилось.

— Не революцию, — уверил я его, — лишь прорыв к свободе.

— Но как это сделать?

— Для нескольких человек будет нетрудно захватить корабль, — сказал я. — Дисциплина на судне плохая. Ночные караулы малочисленны, да они так уверены в себе, что будут застигнуты врасплох.

Глаза Зага засветились.

— Если мы добьемся успеха, многие из команды присоединятся к нам. Далеко не все из них довольны. Большинство ненавидит офицеров. Думаю, заключенные последуют за нами, но ты должен быть осторожен — шпионы! Они везде! Тебе грозит огромная опасность. Нет сомнения, что среди заключенных есть, по крайней мере, один шпион.

— А как насчет Ганфара, — спросил я. — С ним все в порядке?

— Можешь на него положиться, — уверил меня Заг. — Он не говорит много, но в его глазах ненависть к ним.

— А Кирон?

— Верный человек! — воскликнул Заг. — Он их презирает и не считается с тем, что об этом знают. Это причина его ареста. Это не первая его провинность, как говорят, но он будет наказан за государственную измену.

— Но он только нагрубил офицеру и отказался повиноваться ему.