— В данный момент я вепайец, но плаваю под собственным флагом. Никакая страна не ответственна за наши дела, и мы также не отвечаем ни за кого.
Включив в работу всю команду «Яана», мои офицеры до темноты переправляли на «Софал» все оружие и значительную часть продовольствия и груза. Затем мы сбросили в воду пушки и позволили «Яану» плыть восвояси, предварительно забрав рабов и желающих присоединиться к нам, а таких нашлось немало.
Муско я оставил как заложника на случай, если он когда-нибудь понадобится для обмена или как лицо, наличие которого на борту предупреждало нападение тористских крейсеров, его содержали на главной палубе под охраной, а я думал, куда же его дальше девать. Женщины-вепайянки, которых мы освободили с «Совонга», а также наши офицеры квартировали на второй палубе, и свободной каюты для Муско не нашлось, а я не хотел держать его в трюме с остальными пленниками.
Когда я говорил о своих затруднениях Камлоту, рядом случайно оказался Вилор, который сразу же предложил дать Муско свою собственную каюту и согласился отвечать за него. Казалось, это было хорошим решением проблемы, и я вручил Муско Вилору.
Погоня за «Яаном» немного сбила нас с курса, и теперь, как только мы повернули к Вепайе, справа во мгле появилась смутная громада земли. Я мог лишь гадать о том, какие тайны скрывались там, какие странные чудовища и люди населяли эту терра инкогнита, которая простиралась далеко от Страбола и занимала всю экваториальную область Венеры. Чтобы частично удовлетворить любопытство, я пошел в штурманскую будку и определил, насколько я мог это сделать безо всяких измерений, наше положение и обнаружил, что мы находимся около берега Нубала. Я припомнил, как Данус упоминал об этой стране, но что он говорил, не вспомнил.
Объятый думами, я вышел на верхнюю палубу башни и долго стоял один, глядя на волшебно светящиеся воды ночного Амтора и на таинственный Нубал. Ветер крепчал и вскоре достиг силы Ситорна — первого ветра, с которым я познакомился со времени прибытия на Венеру; начали вздыматься тяжелые валы, но я полностью ручался за корабль и за способность моих офицеров управлять им во всех обстоятельствах, так что я не был напуган растущей неистовостью Ситорна. И тут мне пришло в голову, что могут испугаться женщины, а затем вернулось то, что долго отсутствовало — мысли о Дуари. Возможно, она тоже испугалась?
Даже отсутствие повода есть хороший повод для мужчины, желающего видеть предмет своего увлечения. Но сейчас я внушил себе, что для встречи есть очень хорошая причина, и Дуари должна будет признать ее, потому что предлог продиктован заботой о ее здоровье. Таким образом, я спустился по трапу на вторую палубу с намерением посвистеть у двери Дуари, но, так как путь лежал мимо каюты Вилора, я решил использовать возможность посмотреть на своего пленника.
Ответом на мой сигнал было минутное молчание. Затем Вилор пригласил меня войти. Шагнув внутрь, я был поражен: рядом с Муско и Вилором сидел анган. Замешательство Вилора было очевидным, Муско весь побледнел, а птица-человек дрожал от страха. Что они были в замешательстве, меня не удивило, потому что для членов высшей расы было довольно необычно общение с кланганами. Но если они были в таком положении, то я — нет. Я был скорее склонен к негодованию. Положение вепайцев на борту «Софала» было весьма деликатным и полностью зависело от того, насколько мы сумеем достойно выглядеть в глазах торанцев. В нашей команде их было большинство, и смотрели они на вепайцев, невзирая на усилия офицеров убедить их в равенстве всех на борту, свысока.
— Твоя каюта дальше, — сказал я ангану, — ты не должен здесь быть.
— Это не его вина, — сказал Вилор, когда птица-человек ушел. — Муско, как это ни странно, никогда не видел ангана, и я позволил ему удовлетворить любопытство. Извини, если это неправильно, в этом виноват только я.
— Конечно, — сказал я, — это несколько меняет дело, но думаю, что лучше было бы, если бы пленный посмотрел на кланганов на палубе, когда они там. Я разрешаю ему завтра это сделать.
Обменявшись еще несколькими фразами с Вилором, я оставил его вместе с пленником и двинулся к следующей каюте, в которой помещалась Дуари, и эпизод с анганом выветрился из моей памяти почти мгновенно, освободив ее для более приятных мыслей.
В каюте Дуари горел свет, и я просвистел перед ее дверью, гадая, пригласит она меня войти или откажется принять. Сначала ответа не было, и я уже решил, что Дуари не желает меня видеть, как вдруг услышал ее мягкий тихий голос, приглашающий войти.
— Вы очень настойчивы, — сказала она, но в ее голосе было куда меньше неудовольствия, чем во время последнего разговора.
— Я пришел узнать, не боитесь ли вы шторма, и успокоить, что опасности нет!
— Я не боюсь, — пожала плечами Дуари. — Это все, что вы хотите сказать?
Это было очень похоже на просьбу удалиться.
— Нет, — уверил я ее. — Не только.
Она подняла брови:
— Что же еще? Не то ли, что я уже слышала?
— Возможно, это, — согласился я.
— Не надо, — предостерегающе подняла она руку.
Я подошел ближе.