Пираты Венеры

Звуки сирен, вроде щупальцев воздушного спрута, тянулись отовсюду, до горла, до горла самого хотели.

Мертвецы, как те жмури джонга Скоура, но страшнее, потому что еще не помирали вообще, бежали к нам отовсюду.

Отдельные пешие тени. Военизированные геометрические фигуры, каре, клин, тороид…

Вот уже стали видны отсветы фар от мчащихся к нам правительственных машин. Поздно, ребята. Не хотели по-хорошему — получите, как сумею. А я не Будда, простите. Не Будда!

Я Карсон Нейпир, человек вольный и грешный. Жизнь люблю так, что, когда ее отнимают, собою уже не владею!

Когда я разгонялся в сторону ворот Физиков, сзади послышался первый треск амторианских пистолетов. Ничего удивительного в этом не было, хотя от Дуаре, казалось, в кресле остались одни глаза, так смотрела она, так огромно смотрела! Ее пугали дикие звери, нобарганы, вонючие спиногрызы, ожившие покойники!

Но в нее никогда еще не стреляли люди, высокие разумом.

Передняя часть самолета приподнялась, шасси оторвалось от поля, прямо по курсу угадывались очертания громадных ворот.

Теперь только вверх! И как можно быстрее!

Я затаил дыхание.

Успеем ли мы набрать высоту, успеем ли? Легкий послушный аппарат в последний момент почти вертикально поднялся вверх. Мы прошли в каких-нибудь нескольких дюймах над высокою аркой ворот. Спасены мы, пропащие!

Эпилог

Огни Хавату, золотые, холодные, остались где-то внизу.

Я вел самолет к мерцающей полосе реки Смерти, для нас сделавшейся вроде путеводной реки жизни.

Беги, Карсон, беги не оглядываясь! Смотри только вперед, пока не увидишь края морского берега, и — прощай, страшный Нубол!

Дуаре потрясенно молчала.

Я чувствовал, как дрожит ее тело, прижавшееся ко мне. Опустил ладонь на ее маленькую руку — беззащитность такая и мягкость, покорность во всем.

— Ты дрожишь, детка? Все уже позади.

— Почему мы летим, Карсон? — медленно-медленно, с нарастающим ужасом спросила она. — Почему?

— По закону аэродинамики.

— Угу, — молвила она по-детски. А через пару минут, когда переварила, спросила иное: — Ради чего ты пошел на все эти жертвы? Тебе создали условия, живи. Ты нашел место, где тебя уважали. Но теперь ты уже никогда не сможешь возвратиться в Хавату.

— Ну почему же. Я полон оптимизма. Могу и вернуться, вот тебя довезу — и могу. И перспективки имеются. Арест, тюрьма, приговор суда и одиночная камера смертника…

— А Нальте? Ты уже никогда не сможешь увидеть любимую!

— Любимую? — я горестно рассмеялся. — Свою любимую я теперь буду видеть и в будни, и в праздники, ежедневно. Мыслю так.

— Не понимаю.

— Чего тут не понимать. Дура ты набитая, хоть и королевская дочь. Мы с Нальте для тебя такой чудесный спектакль разыграли, что слезы наворачивались на глаза! А ты б хоть один букет… Хоть бы разок в ладоши хлопнула, — буркнул я. И сказал, вынув душу из самого сердца и подав ее, как половинку символичного апельсина, даваемого, знаете, в моей Калифорнии на пороге церкви в известный момент: — Мне ведь не нужен никто, кроме тебя. Нальте с Эро Шаном пусть теперь уж без нас любят друг друга…

— Вы меня разыграли? — ахнула она так, что последний слог из милого ротика так и не выбрался, на язычке притоп. — Вы… вы…

— Я думал, это очевидно!

— Мне очевидно, что ты просто пакостник, Карсон! — выпалила Дуаре, едва не кинувшись с кулаками. Я отстранился, насколько позволил ремень. Благо и она привязана была, отмолотила в радиусе достижимости лишь подлокотник от моего кресла, тот свое получил — не пикнул. — Ты… ты…

— Детка, я никогда от тебя не скрывал, что о-очень далек от совершенства. Именно таким ты меня и полюбила. Давай по роли. Теперь твоя реплика. Скажи, что ты дочь тысячи джонгов, а не женщина. Что должна созидать, а не блаженствовать. Что у тебя творческие планы на ближайшую сотню лет, и мне в них нет места.

Вдруг она подняла ко мне, смуглая лилия, каштановые глазки, и в них что-то очень знакомо заблестело…

Мать честная! Какая ж она принцесса, она — плакса!

Подняла лицо и сказала так просто, будто попросила булку намазать маслом:

— Я люблю тебя, Карсон.

Упс-с! Я чуть было не потерял с таким трудом набранную высоту.

И теперь скажу вот что. Я много чего в жизни терял. Честь и достоинство, деньги, вещи, жилища, родину, женщин, автомобили и кошек.

Но никогда, клянусь, не испытывал такого неописуемого удовольствия, как от осознания этой потери, случись она. Ну потеряли — набрали. А тут же… Карсон Нейпир не поверил ушам.

— Ты дочь джонга, — напомнил я ей страшно серьезно. — Понимаю, нынче мы оба переволновались. Адреналин — струей. Такой момент все же… Не всякий день тебя приговаривают к смерти. И не всякий день ты ее мочишь, смертушку. Очнись, красавица. Ты — дочь короля. А я — простой человек. Человек не свой, но верный. Страшно крутой, я не спорю. Но по вашим социальным меркам — полное ничто. Не вашего круга я, детка. И мало того, еще и презираю этот ваш круг. Некрополь из чопорных физиономий, банковских счетов выше небоскребов, железных догм и столетних принципов существования.

— Я люблю тебя, Карсон.