Вот пробегает мужчина, житель штетла. Через минуту, ровно по тому же пути мимо арки, ведущей во внутренний двор полицейского участка, бегут девчонки, они кричат, что их ограбили. В ворота арки выглядывает постовой. Выражения его лица отсюда не разглядеть, но он не кажется довольным переполохом. Тем временем девчонки останавливаются за углом у фасада, где на шум тоже выходят полицейские. Постовой из арки тоже идет к ним ленивой походкой, а за ним еще один. Франтишка и Юлия шумят на всю улицу, привлекая внимание. Я и не подозревала в них такого таланта к лицедейству. Отсюда мне слышно, как они упрашивают полицейских немедленно отправиться в погоню за злоумышленником, сбивчиво перечисляют его приметы вроде огромных усищ и шрама через левую щеку, а те в ответ призывают панночек успокоиться, зайти в участок и написать заявление. Бегать по темным холодным улицам в неизвестном направлении никто не хочет. На то и расчет.
Путь кажется свободным, но моя задача – убедиться, что Яков с парнями смогут беспрепятственно войти в здание через внутренний двор. Отделяюсь от приютившей меня тени и тихонько подхожу к железным, решетчатым поверху воротам арки. Как и ожидалось, они остались приоткрытыми.
Проскальзываю внутрь, выглядываю из-за угла. Двор кажется пустым. Я опасалась, что внутри меня могут подстерегать служебные псы, науськанные хватать чужаков, но сейчас не вижу и не слышу ни одного. Только темные окна и черные силуэты служебных машин. Приседаю на корточки за одной из них и выглядываю за капот, чтобы просмотреть все углы. Пусто. А вот и двойные двери, через которые вскорости должны вывести Иосифа – на свободу или на казнь.
Над крыльцом висит в жестяном плафоне одинокая лампа, разбрасывая ядовито-желтый свет на истертые поручни, ступени и примостившуюся сбоку трубу водостока. Нужно убедиться, что никто не притаился за самой дверью, чтобы в случае чего поднять тревогу. Черт их знает, этих познаньских полицейских, на что они способны.
Все еще полусогнувшись, крадусь к той двери, мысленно благодаря себя за то, что выбрала из материного гардероба практичные ботинки без каблука для загородных прогулок.
Ступенька, другая. Издали еще доносятся сварливые возгласы Юлии и муторное, на одной ноте, нытье Тишки. Забавно, но бундовцы даже не поняли, что одна из нас настоящая безумица. А может, и не одна.
Время неумолимо утекает сквозь пальцы. Я только гляну внутрь и побегу на улицу, подам сигнал команде Якова, чтобы уже заходили. Чуть разгибаюсь, чтобы скользнуть взглядом за армированное стекло, как другая половина двери распахивается и на крыльцо выходят двое. Мне удается сдержать вскрик, но они уже заметили меня:
– А ну, стоять!..
Мужчина в форме что‑то говорит, но я не слышу слов, только вижу, как движутся его губы, как пальцы сжимают мое предплечье через рукав пальто. Вижу, как заметавшийся свет раскачивающейся туда-сюда лампы скачет по кокарде, значку, пуговицам, швыряя в меня снопом слепящих бликов… Те плотоядными мошками скачут по моему лицу, забираются через глаза прямо в мой мозг, мой разум…
И я…
– Эй, ты в порядке? – Знакомый голос звучит совсем близко.
Моргаю и вижу прямо перед собой встревоженные черные глаза Якова и его буйную шевелюру. Затем слышу стон и перевожу взгляд ниже. У подножия крыльца лежат двое полицейских, тех самых, что только что вышли через заднюю дверь участка. Один почему‑то без чувств, второй пытается встать, но подоспевший мужчина бьет его прикладом винтовки в голову, и тот обмякает на сырой брусчатке. Другой уже обшаривает полицейских, расстегивая на них кобуру.
– Ты живая? И… давай, опусти это, – осторожно предлагает Яков.
После его слов из моих рук под ноги с грохотом падает фрагмент водосточной трубы, которая до того была прикреплена к кирпичной стене. Как она?.. То есть как я…
– Ну ты, конечно, – качает головой молодой человек и подталкивает меня в плечо. – Теперь уходи, как договаривались.
Молча киваю, с трудом осознавая, что только что натворила.
Ноги цепляются одна за другую, руки сами находят какую‑то опору, чтобы только не упасть, не дать мне провалиться в оборочную синь полного затмения.
Юлия и Франтишка все еще скандалят на переднем крыльце. Сколько времени прошло? Сарины часики говорят, что четыре. Четыре минуты. За три минуты я успела совершить именно то, чего меня просили не делать ни при каких обстоятельствах. Я совершила преступление против власти, ударила полицейских. Меня видели в лицо. Теперь меня станут разыскивать. Но как я могла? Та труба, она ведь наверняка тяжелая, и как мне только пришло это в голову?
Как ни странно, заглянув вглубь себя, я не обнаруживаю там ни капли сожаления, только мысли, как избежать последствий. Как только сходит первый шок, мой разум снова становится холоден, будто я… солдат?
Вот доходит пятая минута, и девчонки наконец позволяют увлечь себя в участок, чтобы составить заявление. Полицейские смеются, кажется, они нашли их забавными.