Пирог с крапивой и золой

И передает нам бутылку, внутри которой плавает вбитая пробка. Я делаю первый глоток. Не французское, после проб маменькиного бара это ясно сразу. И кисло так, что сводит челюсти. Но по венам уже бежит тепло, и скоро вкус станет безразличен.

— Гадость, — уверенно заявляет Клара.

— В следующий раз сама добывай, — Марыся обиженно передергивает плечами. — И вообще, взрослые люди пьют и не морщатся. Просто нужно привыкнуть к вкусу, и начнет нравиться.

— А нужно ли привыкать?

Я не могу не фыркнуть. Клара кажется почти болтушкой, возражая Марии. Когда бутылка делает второй круг, я уже улыбаюсь во весь рот.

— Магда, куда подашься после пансиона? Мы слышали, ты хотела поступать в университет в Кракове?

— Да, хотела. И все еще хочу. Я успею закончить городскую гимназию.

— Здорово! А я больше учиться не пойду. Не в школу точно. Мне эта алгебра всю кровь свернула, я же плюс от минуса не отличаю, — Мария страдальчески закусила губу, но тут же рассмеялась. — Больше никакой алгебры! Пройду курсы какие-нибудь и устроюсь работать в городе. Хоть бы и телефонисткой. Абонент, я вас слушаю! — она хохочет и приставляет ладонь ковшиком к уху.

— Если тебя еще папенька работать отпустит, — резонно отмечает Клара, на что Мария только пожимает худенькими плечами.

— Отпустит. Сниму квартирку, и тогда…

— А я пойду учиться в художественную академию, — перебивает Клара. — Если возьмут.

— Возьмут, — горячо и явно не в первый раз заверяет ее Марыся. — Только увидят твои рисунки и тут же возьмут.

— Я решила, что на экзамен переоденусь мужчиной, — Клара смотрит мне прямо в глаза, ожидая реакции. — Подстригусь даже. Чтобы смотрели на рисунки, а не на… платье.

Я долго не могу найти слов. Да, теперь девушки могут учиться, если удастся поступить. Но ведь на художественном экзамене мужчины станут оценивать способности кандидаток, и они могут просто признать недостойной, невзирая на талант. Это, должно быть, унизительно.

— Ты обязательно справишься, — отвечаю я и верю собственным словам.

— Тихо сидим, — Мария делает широкий жест ополовиненной бутылкой. — Хочу танцев! Как в клубе!

Мы хохочем, будто это ужасно смешно. Но ведь смешно же? После короткого спора соглашаюсь похлопать им, чтобы задать ритм. Взявшись за плечи и наступая друг другу на ноги, они делают несколько кругов по тесной комнатке и падают на кровать. Я задыхаюсь от смеха. Лицо пытает, будто я приняла очень горячую ванну. Но, черт возьми, почему так легко и весело?

Теперь мне жутко оттого, что я не могу перестать смеяться. Остановись, Магда! Что если кто-то из наставниц войдет? Что она увидит? Танцы, вино и веселье там, где должны плакать и молиться. Что она подумает?

Юлия, Дана… Эти утраты, они как глубокие трещины в земле на моем пути. Если зажмуриться, вздохнуть глубоко, можно перепрыгнуть и идти дальше. Если верить книгам, я должна быть безутешной. Чахнуть от горя, не поднимаясь с постели. Питаться пылью из воздуха. Почему же эти переживания даются мне так постыдно легко? Даже потеря Каси, которую я до сих пор ощущаю грузом на своей душе.

Неужели я очерствела? Надеюсь, что нет. Все потому, что за спиной у меня бездонная пропасть, которую я едва перелетела, изломавшись о каменный край. Пропасть смерти моего отца и потери доверия к матери.

За потоком полухмельных мыслей я успокоилась и не заметила, что Мария говорит, говорит о чем-то своем, совсем невеселом. Как начинают вздрагивать ее острые плечи:

— Я, может быть, дура, но мне теперь и проще, и в сто раз хуже! Я так боюсь умереть следом! Почему все не может остаться, как сейчас? Без занятий, без этих вечных намеков, без издевок ее… Просто жить! Быть с вами, говорить открыто, пить вино и плеваться оттого, что оно кислое, а мы хотели провести время, как в клубе! Я так хочу быть честной, но никогда не смогу!

И тут мне становится пронзительно ясно, что их счастье продлится совсем недолго. Всего пара месяцев, и они разъедутся в разные стороны. И, может статься, больше никогда не увидят друг друга. Конечно, они обменяются адресами или даже номерами домашних телефонов. Они будут писать друг другу письма, мечтать о том, как снова встретятся, и звонить изредка, когда будут уверены, что никто другой не подслушает со стороны. У обеих большие семьи, не спрятаться. Здесь, даже рядом с Даной, они были скрыты от мира. Теперь все это кончится.

Мы сидим на кроватях. Я — на стороне Клары, а девочки напротив. Мария положила ноги на колени Клары, а голову ей на плечо. Коротко остриженные волосы, привыкшие к косам, то и дело спадают Марии на глаза, и она раз за разом заправляет их за ухо, чертыхается и шмыгает носом. Клара прикрыла синие глаза и печально склонила голову, отчего стала очень похожей на статую Мадонны в костеле.