Эльвира. Ради спасенья ваших душ – не прикасайтесь Ко мне. Я узница ваша, и сама пойду за вами. А ты, их торжествующий начальник, ты выслушай меня. Но сперва – к тебе, Ролла: прими мое прощение. Даже если бы я пала жертвой твоего благородства, я и тогда преклонилась бы пред тобой. Но не ты – я сама навлекла на себя смерть, ты же пытался меня защитить. Однако я не хочу сойти в могилу, провожаемая твоим презрением. Если бы только ты знал, каким колдовским обольщением этот лицемер исподволь подрывал добродетель безвинного сердца! Как даже в той смиренной обители, где я жила, он подкупом и угрозами воздействовал сперва на тех, кому я больше всего доверяла, пока мое распаленное воображение не привело меня, шаг за шагом, к бездне моего позора…
Писарро. Почему не повинуются мне? Убрать ее отсюда!
Эльвира. Прошлого не возвратить. Но если б, Ролла, ты узнал мою историю, ты бы меня пожалел.
Ролла. Я тебя жалею – от всей души!
Писарро. Мерзавцы! Тащите ее в тюрьму!.. Готовьте все для пытки, немедленно!
Эльвира. Солдаты, еще минуту. Скажу в прославление вашего генерала. Пусть узнает изумленный мир, что хоть однажды приговор Писарро был делом справедливости. Да, подвергай меня страшнейшим пыткам, какие только истязали человеческое тело: это будет справедливо. Да, прикажи твоим любимцам палачам выкручивать суставы этих рук, которые тебя дарили ласками – и даже защищали. Вели им лить расплавленный металл в кровавые орбиты этих глаз, которые смотрели в твое грозное лицо с такой любовью, с таким благоговением; потом приблизься к телу, распятому на колесе, – насыть свой дикий взор смертельной судорогой этой поруганной груди, которая еще недавно тебя покоила… Я все снесу: все будет справедливо, все! И, когда ты отдашь приказ исторгнуть жизнь из тела – в надежде, что, наконец, твой огрубелый слух упьется музыкой моих предсмертных криков, – я не издам ни стона. И до последнего своего содрогания моя терпеливая плоть будет издеваться над твоею местью, как смеется над твоею властью моя душа.
Писарро
Ролла. Да! И если ее обвинение ложно, выслушай его не дрогнув. Если же оно справедливо, не отягчай ее страданий мыслью о тех муках совести, которые навлечет на тебя ее казнь.
Эльвира. А теперь – мир, прощай! Прощай, Ролла! Прощай и ты
Писарро. Еще минута промедленья, и я вас всех казню…
Эльвира. Я сказала все, и последняя бренная слабость ушла из сердца. Теперь с несокрушимым духом, с неизменной твердостью встречу я свою судьбу. Что не жила я благородно – в том заслуга Писарро. Что я благородно умру – в этом будет моя заслуга.
Писарро. Ролла, мне не хотелось бы, чтобы ты, доблестный и славный воин, поверил гнусным россказням сумасшедшей бабы. Причина всей этой ярости, увы, распутная страсть к молодому мятежнику, к Алонсо, который сейчас – мой пленник.
Ролла. Алонсо уже не пленник.
Писарро. Как!
Ролла. Я затем и пришел, чтоб его спасти – я обманул стражу, и он спасен. Вместо него – я твой пленник.
Писарро. Алонсо бежал! И уже никогда мое сердце не усладится местью?
Ролла. Изгони из сердца подобные чувства, этим вернешь ему покой.
Писарро. Пусть выходят, встречусь с любым врагом лицом к лицу: но не могу я сражаться с собственной природой.
Ролла. Тогда, Писарро, не притязай на имя героя. Победа над самим собою – единственное торжество, в котором удача не имеет доли. В битве случай может вырвать у тебя лавровый венок и тот же случай может увенчать им твое чело: но в схватке с самим собою будь только тверд – и победа твоя.
Писарро. Перуанец! В отношении тебя я не выкажу себя неблагодарным или невеликодушным. Вернись к своему народу – ты свободен.
Ролла. В этом ты себя ведешь, как повелели честь и долг.
Писарро. Я не могу не восхищаться тобою, Ролла. Мы должны стать друзьями.
Ролла. Сжалься – и прости Эльвиру! Стань другом добрых чувств, станешь тогда и моим. (Уходит.)