Писатель и балерина

– Во-от! Ключевое слово – «было». Десять лет – было, а теперь коту под хвост, как мило! Что такое вдруг? Соскучился от размеренного семейного быта? Остренького захотелось? Творческая натура взыграла? Требуется внешняя подпитка? А я? Так, обстоятельство времени и места? Или рабочий инструмент? Чтобы было с кем мысли свои обсуждать? Ну так для этого священники есть! Или психоаналитики. Найми себе психолога, заплати ему – и обсуждай что угодно! Зачем ты сейчас ко мне приперся? Выметайся отсюда! Ну?!

Конечно, он ушел. Что он еще мог сделать?

* * *

Какого черта он с таким упорством возвращается к этому дохлому скверику?

Хотя сейчас, в сугробах и опушившей тощие корявые ветки снежной бахроме, скверик выглядел вполне пристойно. Примерно как его жизнь: снаружи все бело и пушисто, а под сверкающим снежным кружевом – уродливые черные переплетения…

Знаменитый писатель пишет роман – что может быть спокойнее и безмятежнее?

А за белыми страницами, за вязью слов скалится настоящая смерть…

«Петенька», потом эта девочка Павленко… И вот – Ген-Ген? Легкомысленный, вечно улыбающийся Лентяйкин… Какая-то безумная, невероятная, невозможная пляска…

И в то же время он смотрел на себя, на свой страх, на все свои мартышкины ужимки и прыжки как бы со стороны. Странно, думал он, ведь я должен от ужаса в конвульсиях биться – что происходит? А я – не бьюсь. Как будто мне – не страшно. Как будто вовсе ничего не происходит. Или, точнее, как будто происходит – не со мной.

Как будто вовсе не я по всему выхожу самым вероятным убийцей, а кто-то другой.

Другой…

Мистер Хайд, одним словом. Я же – как доктор Джекил – тем временем озабочен лишь тем, чтобы завершить свой роман. А все прочее – пусть подождет. Убийца – значит, убийца, посадят – значит, посадят, в сумасшедший дом запрут – значит, запрут. Лишь бы не сию минуту. Ибо сперва должен быть завершен Роман.

И ведь что самое удивительное – удается же, на самом деле удается отодвинуть, попридержать мысли, страхи, кошмары, что таятся в мозгу. До поры до времени таятся. А сами – в полной готовности растерзать, раздавить, уничтожить. Когда Джекил увидит своего Хайда, что будет с Джекилом? Ничего. Его просто не станет. Никто не может пережить подобное… понимание.

Старуха опять появилась внезапно, и опять Марк не видел, откуда она взялась. Не то одна из макбетовских ведьм, не то старая мстительница Азучена – в бьющихся по ветру клочьях седины, в серо-коричневых лохмотьях, сгорбленная, страшная.

На этот раз она не стала к нему приближаться, просто стояла посреди занесенного снегом скверика – недвижная и угрожающая.

Марк зашагал в ее сторону, споткнулся, как и в прошлый раз (гипнотизирует она его, что ли?), удержался, извернувшись, на ногах… Это заняло несколько секунд, но когда он смог поднять глаза – старухи уже не было. Черт знает что! Либо она владеет телепортацией, либо у него галлюцинации.

Либо, ехидно добавил вдруг проснувшийся голос здравого смысла, это другая старуха. Живет себе в одном из соседних домов и не исчезла, а скрылась в собственном подъезде. Никакой мистики. Тем более на таком расстоянии одну бабку от другой не отличишь.

На всякий случай Марк, однако, проверил карманы – стеклянная балерина появилась у него именно после встречи со старухой. Если она умеет исчезать, что ей стоит и подбросить еще что-нибудь – невзирая на расстояние?

В карманах, впрочем, ничего неожиданного не обнаружилось. Может, это и впрямь какая-то другая старуха? Просто местная бабка, вышедшая за хлебом и кефиром…

В квартиру на Вяземской Марк добрался изрядно промерзший. Какого черта, раздраженно думал он, я таскаю это дизайнерское пальто? Завтра же куплю овчинный тулуп – толстый, тяжеленный, надежный. Интересно, они, тулупы, вообще еще существуют? Вот прямо сейчас наберу в поисковике «овчинный тулуп купить», и все станет ясно. Или толстую мягкую куртку с капюшоном. Барберри. Как у английской королевы…

Но сперва – переодеться во что-нибудь теплое. Если, конечно, что-нибудь в этом роде тут найдется. Надо было, наверное, остаться в особнячке. Там тепло, там можно разжечь камин, там в шкафу миллион толстых, мягких, уютных, как плюшевый мишка, джемперов… Ну да. И Ксения с ее внезапной ненавистью. И Татьяна – с ее снисходительным безразличием. Впрочем, кажется, пару каких-то джемперов он сюда привозил. И фланелевые рубашки… кажется…

Хорошо бы у Полины спросить, но Полины не было. Марк не помнил, чтобы она куда-то собиралась, но он в последнее время вообще плохо ориентировался в реальных событиях. «Баланс» высасывал все соки. Выжимает. Все до капельки выжимает. Досуха.

Вот допишу, вяло размышлял Марк, производя в небогатых недрах одежного шкафа какие-то бессмысленные раскопки, – и упадет на ковер одна пустая шкурка. Куколка, из которой вылетела бабочка. Пустая яичная скорлупа. Сморщенная кожица съеденного буквами-муравьями… Съеденного муравьями… Как у великого писателя Габриеля Гарсиа Маркеса в великом романе «Сто лет одиночества».