Писатель на дорогах Исхода. Откуда и куда? Беседы в пути

Что касается миссии, то для меня это было бы неестественно – обсуждать на полном серьезе, что, дескать, Господь меня наделил какой-то миссией, а я сею «разумное, доброе, вечное». Миссия, призвание, предназначение – понятия, подразумевающие высшие силы, стоящие над человеком. Миссионерство и подвижничество – это Махатма Ганди, Альберт Швейцер, Мать Тереза. А я всегда сомневалась – и сомневаюсь! – в несомненности собственного призвания. Призвание предполагает некие таланты, которые кроются в каждом, только надо их обнаружить, словно залежи полезных ископаемых. Увы, люди могут ошибаться в самооценке. Андерсен полагал себя «серьезным писателем», а не сказочником; Бунин видел в себе прежде всего поэта.

Что же касается предназначения, то тут нам и в самом деле «не дано предугадать». Я улыбаюсь: что о своем предназначении думал прадедушка Бетховена, пекарь по профессии? Мог ли предвидеть монах Пьер Периньон, что вино с пузырьками, которое он считал бракованным, так понравится аристократии, что станет шампанским? Или вспомним еще одного монаха, по имени Мендель, подсчитывавшего горошины в стручках. Поэт, сочинивший известную считалочку про зайчика «раз-два-три-четыре-пять», написал целые тома, а осталась только считалочка. Так случилось и с автором слов песни «В лесу родилась елочка». Кстати, не самый плохой результат человеческой жизни. Как сказано не мной, «от большинства людей остается только тире между двумя датами»…

А что я? Задаю себе какие-то задачи (по-английски «challengе», то есть вызов, бросая вызов себе самой). То пьесы писала, то статьи – еженедельно, то переводила… Главное – не уставать двигаться. Помните знаменитое выражение «Движение – всё, цель – ничто» Эдуарда Бернштейна, раскритикованное большевиками? Если исходить из того, что литература больше нужна мне, чем я литературе, то все становится на свои места.

ЕЦ Меня не удивляет ваша очарованность публицистикой. Дело не только в особом свойстве вашего взгляда на мир, но и в том, что у подлинной публицистики и лирики – одни корни. В обоих случаях на первый план выходит авторское «я». Перечитываю сейчас вашу книгу «Наши заграницей, Или русские эмигранты в Америке». Не можете ли вы описать сегодняшний день этих «наших»?

ЛА Меня вынесла на берег Атлантики четвертая волна эмиграции. Сейчас ряды «наших» пополняются новоприбывшими из всех городов и весей бывшего Союза. Работая в библиотеке, встречаю выходцев из Средней Азии, Закавказья, Украины и России. Еврейская эмиграция приостановилась, но зато все остальные народы стремятся в свободный мир, и кто их возьмется осуждать за это? Только американские демократы думают, что эмигрантами движет стремление к равенству. Основной посыл – стремление к свободе. Как нам правильно сказали по прибытии, каждому эмигранту особенно тяжело приходится в первые пять лет. По истечении этого срока появляется определенность в жизненном выборе, преодолевается культурный шок, худо-бедно осваивается язык, словом, жизнь как-то налаживается. Так что давно прибывшие в массе своей освоились на американском континенте, а совсем новехонькие американцы еще хлебают трудности полной ложкой.

ЕЦ Читатель ваших «еврейских стихов» легко заметит: автор, как и большинство выходцев из страны «красных фараонов», принадлежит к поколению «украденных детей». Так в иудаизме называют евреев, воспитанных вне национальной традиции и культуры. Мне очень интересна в вашей лирике эта тема позднего, но радостного обретения корней, этот ваш настойчивый, неизбывный диалог с нашей историей, которая у евреев никогда не становится прошлым.