Писатель на дорогах Исхода. Откуда и куда? Беседы в пути

«С чем можно сравнить мир эмиграции?» – спросил меня однажды знакомый, приехавший из России «посмотреть Америку». Ему казалось, я давным-давно ответил для себя на этот вопрос. А я задумался… Мир эмигранта часто похож на безлюдный полустанок. Позади – пустота, впереди – заснеженное мертвое поле.

Вот почему в эмиграции порой не живут – доживают. Вот почему так трудно складываются здесь судьбы литераторов. Многие из них надолго (хорошо, если не навсегда) замолкают.

Впрочем, говорю сейчас об этом только потому, что хочу рассказать совсем об иной судьбе.

Поселившись в 1996-м в Чикаго, я то и дело слышал – от разных людей – одно имя: Семен Ицкович. Кем был этот человек? Доктором технических наук, известным специалистом в области строительных материалов, до 1993 года – профессором Белорусского политехнического института. Конечно, я удивился. Ведь всего несколько лет спустя Ицкович уже стал одним из самых интересных публицистов русскоязычной Америки. Каждую неделю его статьи печатались в Чикаго, Нью-Йорке, Балтиморе, Лос-Анджелесе, позже – во Франкфурте-на-Майне. Причем, дело не в самом факте публикаций. «…Его статьи – мой камертон, – с некоторым удивлением подмечал П. А. из Бруклина в своем письме в газету «Еврейский мир». – То, что претит ему, претит и мне. Возмущаюсь тем, чем возмущается автор. А в восторге от его симпатий. Бывает же такое…»

Я не раз пытался понять: в чем суть «превращения» Семена Ицковича? Как оценить этот поздний дебют и стремительный, поистине счастливый переход из «физиков» в «лирики»?

Конечно, чудес в литературе не бывает. Мне показалось: здесь была типичная ситуация выбора. Семен Ицкович осознал редкий шанс, подаренный всем нам эмиграцией: возможность начать «другую жизнь», реализовать иную грань собственного таланта. Именно в этом случае мертвое поле эмигрантского быта исчезает, снег отчаяния, точно по волшебству, тает.

Публицистика всегда резко обнажает личность автора. Читая статьи Семена Ицковича, я вижу перед собой немолодого человека, который, прожив долгую жизнь, ни о чем не забыл: арест отца; путь под бомбежкой в эвакуацию; учебу в артиллерийской спецшколе, напоминавшей мрачными нравами бурсу; диссертационные мытарства, в которых главная преграда – пресловутый «пятый пункт»… А за всем этим – страх, насквозь пронизывающий любую клеточку общественного организма в России.