Писатель на дорогах Исхода. Откуда и куда? Беседы в пути

Вслушаемся в один разговор, важный сейчас для нас. «Вы болезненно относитесь к критике?» – спрашивает Езерская у балетмейстера Бориса Эйфмана. И тот признается: «Раньше относился болезненно. Особенно реагировал на русскоязычную прессу. Если бы меня не понимали где-нибудь в Южной Африке… Но мы же в один садик ходили, одни книжки читали». Впрочем, дело не в общих воспоминаниях и ассоциациях. Все дело, уточняет Эйфман, в «понимании законов того театра, который я создал». Выдающийся балетмейстер, конечно, имел в виду известное, пушкинское: художника нужно судить по законам, им самим над собой признанным.

Езерская и сама любит повторять эти слова. Тут ее кредо. Самый точный ориентир на пути к творцу.

Впрочем, искусство интервьюера – как всякое искусство – в известной степени иррационально. И таит в себе загадку. Перечитав десятки публикаций Езерской, я по-прежнему гадаю сейчас: каким образом она неизменно выбирает самый точный (часто – «больной») вопрос; как же возникает здесь – всего на нескольких страницах текста – это странное, но несомненное психологическое напряжение… Герои Езерской нередко переживают во время общения с ней «момент истины»: признаются в сокровенном, пересматривают свою жизнь.

Именно ради этого она часто сознательно привносит в беседу конфликт. Критик Анатолий Либерман как-то о заметил о Езерской: «…Она нелегкий интервьюер, и некоторым ее собеседникам пришлось отбиваться от остро поставленных вопросов». Это правда. Больше того – она то и дело подходит к рискованной грани. К примеру, так начинает свою беседу с Иосифом Бродским: «О вас говорят как о человеке высокомерном и недоступном, особенно для нашего брата-эмигранта». Другой бы ответил: «На этом интервью закончено». Бродский не обиделся – начал рассуждать вслух о проблеме «поэт в изгнании»: «…Эмиграция, знаете, начисто избавляет от нарциссизма. И в одном этом, на мой взгляд, уже ее достоинство. Жизнь в чужой языковой среде, со всеми вытекающими последствиями, – это испытание. Генрих Белль как-то записал в дневнике, что чем дальше письменный стол художника будет стоять от отечества, тем лучше для художника…» Я с трудом обрываю интереснейшее размышление поэта, которое родилось в диалоге с интервьюером.

Еще одна особенность творческого почерка Беллы Езерской. Она не скрывает от читателя своих пристрастий и симпатий. Но при этом всегда бескомпромиссна в художественных оценках. Вот закономерный финал ее эссе об одном из создателей современной массовой культуры Энди Ворхоле – он, между прочим, сыграл немалую роль в американской судьбе Езерской: «Я не отношусь к искусству Энди Ворхола серьезно… Но я с восхищением принимаю самого Энди Ворхола, как непревзойденного мастера одного-единственного шедевра: своей собственной жизни».

Вдруг понимаю: последняя фраза точно говорит и об Езерской. Она тоже никогда не была покорной песчинкой, которую уносил за собой ветер времени.

* * *

Начинала Езерская дважды. Впервые – в родной Одессе, второй раз – в эмиграции.

«Там» – после окончания университета – она долго, неприкаянно мыкалась со своим «свободным» дипломом; потребовался «блат», чтобы получить жалкие библиотечные полставки; в областной газете «Знамя коммунизма» ее печатали с оглядкой, в штат не брали: ничуть не стесняясь, напоминали про «пятый пункт». (Отдушиной были публикации в московском журнале «Театр»).

В Америку Езерская приехала с мужем и сыном, в сорок восемь. Конечно, ее тут никто не ждал, да и «булки на деревьях» не росли. Иногда спрашивала себя: неужели жизнь кончилась? Но отвечала себе так, как ответит ей вскоре молодой эмигрант Василий Аксенов: это важно – «ощущать сопротивление общества», это нужно – уметь «начинать все сначала, проходить весь путь заново».

И ей повезло! Дебют в старейшей эмигрантской газете «Новое русское слово» – очерками о любимом Пушкине (очерки приметили многие, в том числе – Мстислав Ростропович, который станет потом ее другом); учеба в университете, а затем в аспирантуре по русской литературе; сложный, противоречивый, но пьянящий атмосферой свободы мир эмигрантской культуры: Белла Езерская вошла в этот мир, как входят в родной дом.

Особая, интригующая строка ее биографии – долгое сотрудничество с журналом Энди Ворхола Interview. «Помешанный на знаменитостях, он и создал его для знаменитостей» – голливудских звезд, королей, законодателей моды. Это было так престижно – попасть на страницы Interview Magazine: и в качестве «гостя», и в качестве автора. А Езерскую поражала душевность ее новых коллег: «…Когда я зимой приезжала из своего Фарраковея, замерзшая, как сосулька, ребята отпаивали меня кофе в столовой, обшитой дубовыми панелями». Кстати, именно Ворхолу принадлежит идея собрать материалы Езерской в книгу. «Но ведь это же интервью, – переспросила она неуверенно, – жанр скоропортящийся»… «Ну и что», – пожал плечами Ворхол. Он-то не сомневался в успехе.

…Живой нерв большинства ее работ – судьба русской культуры в эмиграции.