Писатель на дорогах Исхода. Откуда и куда? Беседы в пути

ЕЦ Вспомню сейчас еще одну вашу давнюю вещь – повесть «Телохранитель». Вспомню его героя, который, будучи совсем молодым человеком, недолго служил телохранителем Сталина. Идут годы, меняется, духовно взрослея, герой. Но навсегда остается с ним, терзает душу неизбывное чувство вины… Жаль, что ваш экзистенциальный текст сегодня забыт. Только ли дело в том, что автор оказался в эмиграции?

ДГ С радостью внесу уточнение – повесть не забыта. Антисталинская по духу, она неожиданно для меня и, наверное, многих российских читателей, оказалась востребована в момент не самый подходящий – полным ходом идет ползучая сталинизация, открываются памятники вурдалаку, уничтожившему миллионы людей. И вот пару лет назад в России появилась и стала популярной аудиокнига «Телохранитель». Создатели ее проявили немалое гражданское мужество, за что я им благодарен. Таким образом повесть обрела вторую жизнь.

Я поставил перед своим героем и читателями вопрос, не дававший покоя: существует ли закон сохранения вины? Наряду с известными законами физики, есть ли такой моральный закон? Ответа у меня нет, не дает ответа и повесть – читатели сами определят, домыслят.

Джойс в «Улиссе» поразительно точно рисует подобное состояние психики человека:

«Существуют грехи или (назовем их так, как называет их мир) дурные воспоминания, которые человек старается забыть, запрятать в самые дальние тайники души – однако, скрываясь там, они ожидают своего часа. Он может заставить память о них поблекнуть, может забросить их, как если бы их не существовало, и почти убедить себя, что их не было вовсе или, по крайней мере, что они там были совсем иными. Но одно случайное слово внезапно пробудит их, и они явятся перед ним при самых неожиданных обстоятельствах, в видении или во сне, или в минуты, когда тимпан и арфа веселят его душу, или в безмятежной прохладе серебристо-ясного вечера, иль посреди полночного пира, когда он разгорячен вином. И это видение не обрушится на него во гневе, не причинит оскорбленья, не будет мстить ему, отторгая от живущих, нет, оно предстанет в одеянии горести, в саване прошлого, безмолвным и отчужденным укором».

…Сергей Степанович Лучковский, недолго прослуживший в наружной охране вождя, ныне историк, кандидат наук, приезжает на отдых в дом творчества писателей в Пицунде. Приезжает один – жена его умерла. В столовой он натыкается взглядом на отдыхающего, будящего тяжелые воспоминания своим удивительным сходством с человеком, чье лицо Лучковский не забудет, сколько будет жить. Похоже, это его сын, решает Лучковский. Именно его отца, якобы имевшего целью застрелить из именного пистолета Берию во время первомайской демонстрации 1952 года, вылавливает в толпе демонстрантов на подходе к Красной площади молодой сотрудник госбезопасности Лучковский. И хотя тут же выясняется, что человек этот, директор московского завода, не при чем – его оклеветала по каким-то ведомым ей одной соображениям жена, – пойманный директор куда-то пропадает. Сколько Лучковский ни пытается выяснить его дальнейшую судьбу, все тщетно. Начальство приказывает прекратить проявлять активность. Вскоре он женился на еврейке и был изгнан из органов, в которых успел разочароваться. Такова завязка повести, которая – конечно, к моей радости – оказалась в списке наиболее читаемых в конце 1980-х детективов.