В 1939 году я начал работать над пьесой «Светильник, зажженный в полночь». В этой вещи мне впервые удалось добиться искомого слияния содержания и формы. Характеры драмы втянуты в схватку вокруг коренных философских понятий, и пластичное использование пространства и времени оказалось для меня наилучшим средством выразить конфликт идей.
Тогда-то у меня и возникла потребность создать драматический цикл, чтобы еще глубже проникнуть в эту концепцию театра.
Предполагалось, что цикл будет иметь одну главную тему, но каждая пьеса должна быть самостоятельным, законченным произведением, рассматривающим эту общую тему с какой-то особой точки зрения.
Таким циклом оказалась тетралогия о людях, предвещавших нередко крутые перемены в существующем социальном порядке, о людях, которые принадлежали своему времени и были впереди него. Меня интересовало, как они воздействуют на общество и как общество воздействует на них.
Суть природы и человека—в постоянном изменении. Из старых, зрелых структур возникают новые, в ходе созревания их—еще более новые, приходящие им на смену. Таков исторический процесс.
Перемены совершаются постепенно. Этот процесс не всегда очевиден и не всегда сразу же постижим. Но он безостановочен и необратим. В какой-то определенный момент, когда созрели исторические условия, происходит резкое ускорение исторического процесса, существующая культура распадается, давая импульс новым силам, Новой структуре отношений, которые в свою очередь постепенно стабилизируются в систему.
Вот этот процесс я и пытаюсь уловить в моих пьесах—тот момент в истории, когда в недрах общества, созревшего для перемен, происходит событие, которое круто ускоряет ход вещей. Тетралогию составили следующие пьесы: «Светильник, зажженный в полночь», «Человек, который никогда не умрет», «Харперс-Ферри», «Разноцветная одежда».
Первая—это драма о Галилее, первом человеке, который, направив мощный телескоп в ночное небо, увидел истинное движение солнечной системы. Это открытие вызвало массу научных и социальных последствий, возвестивших приход промышленной эпохи. «Человек, который никогда не умрет»—драма о Джо Хилле, народном поэте и певце, профсоюзном организаторе. Его ложно обвинили в убийстве, и он выдержал двадцатидвухмесячное заключение как настоящий герой. «Харперс-Ферри»— пьеса о знаменитом, предвестившем Гражданскую войну в США рейде Джона Брауна в 1859 году на арсенал в Харперс-Ферри. «Разноцветная одежда»—это пьеса о жизни библейского Иосифа в Египте—первого значительного землеустроителя, лелеявшего планы преобразования общества. В этой вещи я затрагиваю тему власти, ее применения...
Эти четыре пьесы задуманы таким образом, что их может играть одна и та же в своей основе труппа и примерно в одинаковых декорациях.
Галилей, Джо Хилл, Джон Браун... У этих людей много общего. Все они были преданы суду за свои убеждения и поступки и понесли жестокое наказание. Но их идеи подтвердились, и они были оправданы в глазах следующих поколений. То, что считается ересью в одном веке, становится истиной в другом.
Я пишу о людях, которые сознают социальную и моральную ответственность. Я пишу пьесы, проникнутые верой в способность человека решать свои проблемы, несмотря на встающие перед ним огромные трудности. Я считаю, что человек должен быть предан этической идее. Я считаю, что человек в конечном счете может одолеть опасности атомного века.
Сегодня театр в большей части одержим идеей поражения и тщеты. Одно направление в драматургии обращается к личным неустройствам и сексуальным ненормальностям. Такой театр интересует, кто с кем спит и насколько родители не понимают своих детей, он показывает любовь либо как насилие, либо как слепое подчинение. Такой театр озабочен сугубо субъективными невротическими проблемами, его мало занимают объективные общественные условия, в которых живут персонажи, и влияние окружающего мира на них. Люди как будто пребывают в вакуумной трубке. Снаружи кипит жизнь, а они внутри функционируют лишь постольку, поскольку конфликтует их психика. Внешний мир здесь почти не отражается.
Другое направление в современной драме разрабатывает тезис, будто человеческий удел безнадежен, потому что личность выключена из общества, будто рациональная мысль всего-навсего ловушка, будто жизнь бесцельна, а любое действие нелепо, ибо не принесет никаких результатов. Такой театр не дает выхода положительным эмоциям аудитории.
Вслед за Чеховым я убежден, что драматург отвечает не только за то, каков человек есть, но и каким он может стать. Вслед за Аристофаном я гоню с подмосток «дела людишек жалких». Я—за драму, которая проникает в суть идей с такой силой и ясностью, что поднимает их до уровня страстей. Обязанность драматурга, в сегодняшнем мире особенно, состоит в том, чтобы находить такие ситуации, которые по самой своей природе могут овладеть чувствами и разумом зрителя и направить их на характеры, творчески стремящиеся к позитивной цели.