Читаем Писатели США о литературе. Том 2 полностью

Взгляды других демократов отличались от взглядов Эмерсона и Уитмена. Джеймс Фенимор Купер, объявивший себя демократом, являлся им, так сказать, ГаШе йе пиеих19. Наблюдая различные «несовершенные системы управления человечеством», Купер отнюдь «не был склонен утверждать», как он выразился, «что наша собственная система, со всеми ее очевидными и возмутительными пороками, и есть наихудшая». Отмеченные им недостатки, подобные тем, которые заметил Токвиль, проявились в отсутствии вкуса и умении вести себя, в малодушной приверженности расхожим предрассудкам, в презрении, как то ни парадоксально, к достоинству личности и к общественному благу, в тирании правящего большинства, в развращающем влиянии плутократии, в осквернении природы и отчуждении от нее.

Купер считал, что плутократия нанесет удар в самое сердце демократии, демагогически используя ее язык, а также прессу, которая, «как только к ней будет применен денежный принцип», превратит факты действительности «в предметы торговли». Ненависть Купера к плутократии пронизывает образы Хаттера и Гарри Непоседы в «Зверобое». Хаттер — бывший пират, живущий отшельником на озере Мерцающее зеркало, а Гарри Непоседа, как это следует из его имени,— западный вариант предприимчивого дельца. Именно эта парочка пыталась уговорить Кожаного Чулка напасть на беззащитное индейское поселение, чтобы ради щедрой награды от белых властей снять скальпы с женщин и детей. Так пиратство и деловое предпринимательство идут рука об руку.

Осквернение природы и отчуждение человека от* нее полнее всего изображено в «Пионерах», где, с одной стороны, престарелого Натти Бампо, который кормится охотой, судят за нарушение нового закона, запрещающего отстрел дичи, а с другой стороны, целая деревня собирается с пушкой ради бессмысленного истребления большой стаи перелетных голубей. В самом деле, эта тема является центральной в саге о Кожаном Чулке, и сам Натти

Бампо представляет собой ее сложное воплощение; он как бы служит посредником между двумя крайностями: природой и цивилизацией, естественной свободой и законом, преклонением перед природой и той пользой, которую она приносит.

Кожаного Чулка можно назвать мифическим олицетворением идеального демократа, исполненного глубоко нравственного отношения к природе и человеку, олицетворением сосуда добродетелей, «джентльменом-демократом», которого Купер рисует как общественный образец. Купер* считал идеальным качеством демократа, был ли то Кожаный Чулок или «джентльмен», его индивидуальность—более яркую, независимую и великодушную личность, чем та, о которой могли мечтать Джефферсон, Эмерсон или Уитмен. Вся куперовская критика демократии сводится к тому, чтобы сделать ее демократией личности.

И все же в какой-то мере мечта Джефферсона, основанная на идее ответственной личности, сохранилась в реальных условиях .американской жизни. Мечта пережила даже врагов, которых она вынашивала в своем чреве, таких разных людей, как бывший пират Хаттер и предприимчивый делец Гарри Непоседа, с одной стороны, и Генри Дэвид Торо—с другой. Торо обрушился на основы демократического процесса, заявив, что «любой человек, который имеет больше прав, чем его ближние, уже составляет большинство в один голос», и даже на основы всего общества, когда провозгласил на весь мир, что не желает принимать участие в его «грязных делах». Мечта Джефферсона не только выжила: Гражданская война и мученическая смерть Линкольна, казалось, утвердили ее правоту в действительности—совершенствовалось художественное восприятие простого человека, народный юмор, мужество, сострадание и скромность, личность совершенствовалась в бескорыстии.

Но что-то испортилось. Мелвилл первым из американских писателей учуял запах тления. Один из древнего рода допотопных великанов, он мечтал о героических чертах Ахава, высеченных на расколотой молнией тверди небесной. Как подлинный сторонник федерации, Мелвилл подозревал, что Гражданская война, даже если она ведется за правое дело, может иметь более глубокий и многозначный смысл. В стихотворении «Столкновение убеждений» из цикла «Стихи о войне» (1866), написанном в форме поэтического дневника войны, Мелвилл предсказывал, что с победой федеральных войск...

над свободами грубая сила Нависнет, как Купол Железный (Крепки барабан и стропила),

Бросая тень от зловещего свода На океанские воды.

Мечта Отцов растворится в бездне!

(Перевод С. Таска)

Другими словами, история «крутится йротив своего хода». Даже Уитмен начал это осознавать, так как несколькими годами позже в «Демократических далях» задавался вопросом, есть ли в настоящее время на победоносном Севере «настоящий человек-., достойный называться этим именем». И отвечал, что нашел только «нечто вроде сухой и плоской Сахары» и города, «наполненные нелепо кривляющимися жалкими гротесками, уродами, фантомами».

Перейти на страницу:

Все книги серии Писатели о литературе

Похожие книги

История Петербурга в преданиях и легендах
История Петербурга в преданиях и легендах

Перед вами история Санкт-Петербурга в том виде, как её отразил городской фольклор. История в каком-то смысле «параллельная» официальной. Конечно же в ней по-другому расставлены акценты. Иногда на первый план выдвинуты события не столь уж важные для судьбы города, но ярко запечатлевшиеся в сознании и памяти его жителей…Изложенные в книге легенды, предания и исторические анекдоты – неотъемлемая часть истории города на Неве. Истории собраны не только действительные, но и вымышленные. Более того, иногда из-за прихотливости повествования трудно даже понять, где проходит граница между исторической реальностью, легендой и авторской версией событий.Количество легенд и преданий, сохранённых в памяти петербуржцев, уже сегодня поражает воображение. Кажется, нет такого факта в истории города, который не нашёл бы отражения в фольклоре. А если учесть, что плотность событий, приходящихся на каждую календарную дату, в Петербурге продолжает оставаться невероятно высокой, то можно с уверенностью сказать, что параллельная история, которую пишет петербургский городской фольклор, будет продолжаться столь долго, сколь долго стоять на земле граду Петрову. Нам остаётся только внимательно вслушиваться в его голос, пристально всматриваться в его тексты и сосредоточенно вчитываться в его оценки и комментарии.

Наум Александрович Синдаловский

Литературоведение