Писатели за карточным столом

Среди игроков круга Панаева наиболее сильным был, по всей вероятности, харьковский журналист А. Я. Кульчицкий; в кружок панаевских преферансистов входили чиновник и переводчик Н. Н. Тютчев и его компаньон по оскандалившейся «Конторе агентства и комиссионерства» М. А. Языков (1811–1885), а также И. И. Маслов (1817–1891), — иначе говоря, достоверно известны не менее чем десять человек, с которыми играл в преферанс Белинский. По свидетельству Панаевой, играл с Белинским также и настоящий картёжник-профессионал — Н. А. Некрасов. В «Воспоминаниях» Панаевой есть строки о том, как «в 1842 году зимой (то есть, в декабре — Е. В.)» Белинский привёз к Панаевым Некрасова читать свои «Петербургские углы»:

«…Белинского ждали играть в преферанс его партнёры…

Сели за преферанс, и Некрасов всех обыграл, потому что его партнёрами были плохие игроки. Проигрыш всех не превышал трёх рублей. Белинский сказал Некрасову:

— С вами играть опасно, без сапог нас оставите!»

Между тем «Петербургские углы» написаны Некрасовым в 1843–1844 гг., а сама Панаева в других воспоминаниях («Воспоминания о домашней жизни Н. А. Некрасова») свидетельствует, что в преферанс Некрасов стал играть во время «дела петрашевцев» (1849 г.), — Белинского в это время уже не было в живых. Возможно, 70-летнюю мемуаристку подвела память и события более чем 40-летней давности сместились.

Ю. Оксман утверждает, что для Белинского «увлечение преферансом продолжалось до лета 1843 г.», не принимая во внимание по меньшей мере ещё один фрагмент в основном корпусе мемуаров Панаевой, где описываются события, последовавшие за возвращением Панаевых в Петербург в 20-х числах мая 1845 г.:

«Мы вернулись в Петербург, и у нас почти каждый вечер собирались литераторы и нелитераторы… Некрасов, который уже сделался близким человеком к Белинскому и был непременным его партнёром в преферанс».

Этот факт вполне вероятен уже потому лишь, что в 1844 г. Некрасов опубликовал вдохновенный гимн в прозе и стихах — «Преферанс и солнце». Белинский, судя по косвенным свидетельствам, продолжал играть в преферанс до тех пор, пока окончательно не утратил здоровье.

Написано специально для книги «Русский преферанс» Евгением Витковским.

Гоголь, Николай Васильевич

Фамилия при рождении Яновский, с 1821 года — Гоголь-Яновский; 20 марта [1 апреля] 1809 года, Сорочинцы, Миргородский уезд, Полтавская губерния — 21 февраля [4 марта] 1852 года, Москва) — русский прозаик, драматург, поэт, критик, публицист, признанный одним из классиков русской литературы. Происходил из старинного дворянского рода Гоголь-Яновских.

Цитирую статью Евгения Черных об азартных играх в жизни писателя.

Николая Васильевича Гоголя современники считали человеком без страстей.

В XIX веке все знаменитости коротали время за картами. Грибоедов, Лермонтов, Достоевский, Некрасов, Толстой, Чехов, другие писатели, поэты, дипломаты, политики, помещики… Телевизоров, компьютерных игр, Интернета, прочих новомодных «убийц времени» тогда не было, вот и развлекался народ, как мог. Какие страсти кипели, какие состояния проматывались! Пушкин за игрой забывал о любовных свиданиях, ставил на кон и проигрывал свои вирши, даже целые главы «Евгения Онегина»! А когда погиб от руки Дантеса, сам царь оплатил его большие карточные долги.

И только Гоголь оказался в этом славном ряду игроков «белой вороной».

Мать вспоминала, что дома подростком он вынужден был садиться за бостон, когда в их женском обществе не хватало четвертого: «Он никогда не любил карт, а впоследствии времени и в руки их не брал». Это подтверждал и его близкий друг А. Данилевский: «Любимых игр у Гоголя в детстве не было, как впоследствии он не любил никакого спорта, верховой езды и пр. До некоторой степени нравился разве что биллиард.» Да и в него играть не умел, утверждал приятель С. Аксаков, автор «Аленького цветочка».

Но чтобы понять, что значили карты для наших классиков, читайте, господа, Гоголя.

Николай Васильевич с младых лет обожал Пушкина. Гимназистом тщательно переписывал для себя на самой лучшей бумаге его поэмы. Прибыв после гимназии в Петербург завоевывать мир, провинциал тотчас отправился к боготворимому Александру Сергеевичу. Чем ближе подходил к заветному дому, тем больше охватывала его робость. У самых дверей резко повернул назад, в ближайшей кондитерской хватил для храбрости рюмку ликера и двинулся на приступ.