Но в тот день я, по какой-то причине, так и не решился рассказать Патриции о чипе, о чём до сих пор жалею.
Более того, быть может, это то единственное в моей жизни, о чём я жалею даже по прошествии стольких лет.
И я не знаю, почему я так поступил тогда. А может, и знаю, но не скажу, даже под пытками.
В общем, я пошёл на женском поводу и согласился проникнуть в дом Каннингема без его ведома.
Мы приехали в поместье, а рыжий Батлер впустил нас в особняк.
– Только быстро! Я отключил камеры, но я не могу долго их не включать, – сказал Батлер. – Он может в любой момент заметить, что камеры не работают.
И тут Батлеру позвонил сам Каннингем и приказал как можно скорее устранить неполадку с камерами, сказал, что места себе не находит и переживает за свой любимый особняк с уникальной коллекцией.
– Он пригрозил уволить меня и растворить, – сказал Батлер после разговора с профессором.
– Я не сомневаюсь, что он это сделает, – сказал я с надеждой на то, что Батлер одумается и выгонит-таки нас с Патрицией вон.
Но Батлер нас не выгнал, собака. А ведь всё могло пойти по другому сценарию, и Якоба Гроота не мучили бы угрызения его долбаной и сопливой совести. Да и Патриция хороша, скажу я вам!
– Батлер, у нас ведь был уговор! Я выполнила свою часть, теперь твоя очередь! – сказала она. – Если ты не проведёшь нас в подвал, станешь моим врагом! И тогда – берегись!
– Пойдёмте! – сказал Батлер и повел нас в подвал. – Профессор всегда бывает там один, мне он запрещает спускаться, но я знаю где ключ.
Пока мы шли, я поинтересовался у Патриции, что за уговор был с Батлером.
– А что за уговор с Батлером, Патриция? И какую часть ты выполнила? – спросил я.
– Это уже не важно! Я чувствую, что мы близки к разгадке!
Такой ответ Якоба Гроота не удовлетворил.
Мы подошли к плотной двери на лестницу, которая вела вниз.
Батлер пошарил своей рукой под дверью и достал небольшой ключ.
– Профессор всегда прячет свои секреты в неожиданных местах, – сказал слуга. – Он считает, что никому в голову не придёт в них искать.
Батлер отворил дверь и мы спустились в подвал.
Тусклый свет включился сам, и мы увидели длинный коридор, вдоль которого, по обеим сторонам, висели картины. Каждая картина освещалась отдельным светильником и рядом с полотнами висела табличка с названием и историей её приобретения. Тут был и Рембрандт, и Дюрер, и Вермеер, и ещё пара-тройка мировых знаменитостей.
– Вероятно, это его секретная коллекция, которую он никому не показывает, – сказала Патриция. – Рабочих, которые вешали картины, он, конечно же, растворил.
– Это бесспорно, – ответил я и подумал, что и нам конец.
В конце коридора была дверь, но у двери висело переговорное устройство с красной, но небольшой кнопкой.
– Что это, Батлер? С кем это Каннингем переговаривается? – спросил я.
– А я почём знаю? Я здесь впервые, так же, как и вы!
– Неужели за многие годы у тебя не было желания сюда проникнуть?
– Я дорожу своей работой. И жизнью тоже.
– Якоб, отстань от него. Не все любят совать свои носы в чужие тайны.
– Честно говоря, я тоже не большой любитель.
– А вот мне – нравится, – сказала Патриция и нажала кнопку.
В аппаратусе что-то пискнуло и мы услышали чужой голос.
– Джон, ты вернулся? Что-то забыл? – спросил незнакомец высоким голосом.
Патриция подпрыгнула как полу-сдутый мяч.
– Папа! Папа! Это ты? Это папин акцент! Только голос какой-то… Как войти? Как к тебе войти?
– Чего молчишь, Джон? Что ты забыл?
– Он нас не слышит! Нажми кнопку и говори! – сообразил Батлер первым.
Патриция нажала кнопку.
– Папа, это я! Папа, я здесь!
– Патриция? Ты?
Незнакомец удивился и всхлипнул.
– Папа, как к тебе войти?
– Девочка моя! На двери есть рычаг – потяни его. Когда войдёшь, увидишь ещё одну дверь. Первую дверь нужно будет закрыть!
– Надо идти, – сказала храбрая Патриция и потянула рычаг. – Батлер, жди здесь! И не вздумай что-нибудь выкинуть – у Якоба длинные руки!
Я показал рыжему Батлеру руки Гроота – они, и вправду, были длиннее обычного.
Видно было, что слуга нервничал – боялся Каннингема до смерти, не иначе.
Мы с Патрицией вошли в небольшое помещение и закрыли за собой дверь.
– Нажми зелёную кнопку справа и набери код слева, – крикнул голос из-за двери.
Патриция нажала зелёную кнопку.
– Папа, какой код?
– Я не знаю его! Я думал, ты знаешь! Он трёхзначный – это точно!
– Я не знаю кода! Батлер, какой код?
– Я не знаю, – послышалось из-за двери. – И не хочу знать!
Патриция занервничала.
– Якоб, что делать? Чего ты молчишь?
– Нужно исходить из того, что профессор любит неожиданные решения, если верить Батлеру. Какая комбинация цифр вероятнее всего не придёт в голову?
– День рождения королевы? Возраст Каннигема? Количество миллионов на его счету? Время?
– Остановись. Попробуем вот так, – сказал я и набрал неожиданную комбинацию.
Я набрал 1,2,3 и угадал, потому что в этот момент мы почувствовали, что на нас со всех сторон что-то давит.
– Папа, нас плющит! Что это?
– Это давление, – послышалось из-за двери. – Чтобы войти ко мне, нужно выравнять давление.
– Давление? – прохрипела Патриция, а я хрипеть не стал.