– Хорошо. Зайди ко мне завтра в магистрат – я подготовлю бумаги. Давай заключение лекаря.
Кайсар отдал судье лекарский папирус.
– А заодно запишешь на меня этого раба. Это мой Писец. Приобрёл его у Красса.
– Зачем тебе Писец, Кайсар?
– За тем, что я собираюсь поступить на ответственную должность.
– Наконец-то! Понял-таки, что на крыльях состояние себе не сделаешь.
– Как знать, Дредус! Как знать!
– А тут и знать нечего! Твой Красс не стал бы долбаным магнатом, если бы не занимал ответственных должностей! На одних только проскрипциях три виллы и шесть ферм нажил!
– Красс скоро вернётся в Рим, так что ты язык-то прикуси! А то у него четвёртая вилла с лёгкостью нарисуется!
– Ты прав, Кайсар. Что-то я разболтался. Приболел, наверное. Пойду полежу! До завтра!
Дредус кивнул Корнелии и ушёл.
– Ну вот, Корнелия! Я затребую такую компенсацию, что этот гарумный мудень разорится! А Кретиний войдёт в историю как «золотой раб». Зато теперь будут знать, суки, как делать дерьмовый гарум!
13
Меня подселили в комнату к Фаллакусу с Теребинием.
Домус Кайсара, как я уже писал, был небольшим, поэтому рабы жили в стеснённых условиях, если вы понимаете о чём я. Да и хозяева, честно сказать, не могли похвастать размерами своих спален.
В нашей комнате стояло два лежака с матрацами, которые были набиты соломой, мелкий стол и горшок.
– Будешь спать на полу, – сказал рыжий Теребиний. – Завтра получишь матрац – набьёшь его соломой. На наш горшок не ходи – тут за углом – публичный сортир.
Я не стал спорить с рослыми соседями и лёг на пол, а парни заняли свои лежанки и затушили свечу.
– Кайсар – добрый хозяин, – сказал Фаллакус.
– И справедливый! – добавил Теребиний.
– Да. И справедливый. Он обещал дать нам свободу, если будем хорошо служить ему.
– Да, винт… винтигацию обещал нам устроить!
– Виндисакцию, дурень!
– Может, и тебя отпустит. Ты делай, что тебе говорят, и главное – не спорь и не переспрашивай.
– Да. Они этого не любят. Особенно Помпея.
– Да. Однажды она приказала зажарить в домашнем очаге одного испанского перца за то, что он замешкался и захотел спросить разрешения у Кайсара показать ей своего долбаного крепыша. Да и крепыш-то был, как выяснилось, – так себе… Потому, видать, и разрешение спрашивал – боялся расстроить хозяйку.
– Да. А я тогда устал дрова таскать – хреново горел, сука! Потом вонь в доме неделю стояла!
– А что вы ещё делаете, кроме как занимаетесь очагом? – спросил я.
– Да всё подряд! На стройке работаем – кирпичи таскаем.
– Кайсар дом решил переделать.
– Да. На рынок ходим за харчами. Хозяйку в паланкине таскаем – она по Риму сама не ходит. В термополиях хозяйских помогаем – фазанов душим, ощипываем.
– Рабов порем, если борзеть начинают.
– Да. Завтра, похоже, Ангелию пороть будем! Доигралась, дура!
– Да. Помпея ей белила не простит.
– Не простит – как выпить дать! Запорем до смерти!
– Жаль. Ноги у Ангелии красивые. Жопа большая, а сиськи – уж больно мелкие! Как фиги!
– А по мне так в самый раз!
– Да тебе всё равно, что жопа, что сиськи! Кидаешься на всё живое без разбора! Негритоски уже не знают, куда от тебя прятаться!
– Ха! От меня не спрячешься! – сказал тёмный Фаллакус. – А ты напрасно брезгуешь, Теребиний! Они сочнее многих!
– Кого?
– Хозяйки, например.
– Помпея – ненасытная сучка! Не даёт расслабиться!
– Да! Я, бывает, по два дня за негритосками не гоняюсь после прогулки с ней.
Я почувствовал удар по лицу и открыл глаза.
– Это обсуждается только в этой комнате! Понял, Писец? – сказал Теребиний.
Я ответил, что всё понимаю, и беспокоиться не о чем.
– Если узнаю, что болтаешь – отрежу тебе язык и засуну в твой же зад! А Кайсару скажу, что ты его сам себе откусил!
– Ага! В порыве страсти! Твоему заду мы найдём применение!
– Тьфу! Опять ты, Фаллакус! Я не буду в этом участвовать!
– А я буду! Для разнообразия! Привередливый ты, Теребиний!
В тот момент я, наконец, понял, что если мои соседи исчезнут навсегда, то я вряд ли пожалею об этом.
Утром я пришёл к Кайсару и попросил поселить меня всё равно куда, лишь бы не с добрыми, но крепкими приятелями-мордоворотами.
– Да я и сам думал об этом. Всё-таки Писец должен мыслить не только долбаным фаллосом, – сказал Кайсар. – Твою голову будем беречь. Я избавлю тебя от этого нудного общества.
После этих мудрых слов я зауважал хозяина ещё сильнее, Марцеллус был готов целовать ему ноги, а Кайсар приказал выделить мне часть чердака. Там было прохладнее, чем в комнатах, но я готов был потерпеть, знаете ли.
Фаллакусу с Теребинием моё переселение не понравилось, хотя, казалось бы, место в их комнате освободилось. По-моему, любой другой бы порадовался такому исходу, но они этого делать почему-то не стали.
– Брезгуешь нашим обществом, сраный мудень? – спросил меня Фаллакус на завтраке, когда я чистил себе единственное фазанье яйцо.
– Думаешь, если ты Писец, то умнее нас? – добавил рыжий Теребиний.
Я хотел ответить, что такая мысль у меня появлялась, и не один раз, но Марцеллус уговорил меня не делать этого, чтобы не злить добрых людей. И я пошёл ему навстречу. Почему бы и нет?
– Ты ещё пожалеешь об этом, ушлёпок! – пообещал Фаллакус.